Кэй Стрэхен - Следы

Это наводит на мысль, Джуди, что отец не говорил: «Красная маска». Но тогда что он мог сказать такое, что звучало бы как «красная маска»? Повторяй это словосочетание про себя. Я пытался, но так ничего и не смог подобрать. «Опасная» созвучно с «красная». «Опасная сказка». Бессмыслица какая-то. «Марка» — похоже на «маска» — и губами произносится практически так же. Но «марка» тоже как-то не подходит, не думаешь? Никак не могу понять. Надеюсь, что у Люси что-то выйдет. Она так хорошо играет словами.

Ирен знала, что отец умирает. Она решила, что он застрелился. Она и не подумала его об этом спрашивать. Но мы не можем ее за это винить. Она хотела для него что-то сделать, но не знала, что. Она попыталась переместить его; обвязала простыней, чтобы кровь перестала так обильно течь.

Он произнес наши имена: «Нил. Джудит. Люси». Она уже собиралась пойти за мной и Люси, как вдруг он громко сказал: «Подождите. Отец». Она подбежала обратно к кровати, и он медленно и четко произнес: «Приведите отца. Я должен ему сказать». Он повторил еще раз: «Нужно сказать отцу». Это были его последние слова.

Ирен заявляет, что нет никаких сомнений: было что-то такое, что отец хотел сказать дедушке и больше никому. Мне кажется, что это может значить только одно: отец знал, кто его убил. И он хотел об этом рассказать только дедушке. Такое предположение исключает убийцу-незнакомца. Хотя, конечно, в жизни отца наверняка были какие-то события, о которых его дети просто не знали.

На этом часть истории Ирен, в которой задействован отец, заканчивается. Она оставила его, а затем быстро вернулась за свечой. На тумбочке рядом с ней, освещенные отцовским ночником, были разбросаны ключи. И только в тот момент, как она говорит, до нее дошло, почему все так сильно шумят. Для Ирен это нормально. Она сказала, что никак не могла собрать все ключи. Постоянно их роняла. Наконец ей удалось сложить все в карман своего халата, и она со свечой в руке вышла в коридор. Дверь Люси, ты знаешь, расположена прямо напротив двери в новою отцовскую спальню. Ирен достала один из ключей и отперла ее.

Я спросил, откуда она узнала, какой ключ подходящий. Она сказала, что не думала об этом. Она просто доставала ключи из кармана один за другим, и все они сразу подходили к замкам, которые она открывала. Но тут все понятно. Все дверные замки на верхнем этаже одинаковые, и ключи, соответственно, тоже. Крис во вторник специально отвел меня наверх и это показал.

Когда Ирен закончила свою историю (напоминаю, утро вторника), тетушка Грасия спросила, почему она в первую очередь открыла дверь Люси. Она добавила, что Люси была единственным ребенком в доме. Но очень глупо было об этом спрашивать, потому что Ирен только что нам рассказала, как все происходило. Поэтому я не виню Криса за то, что он разозлился.

Он сказал, что тетушка Грасия утверждала, будто бы Ирен выбегала из отцовской комнаты в полном сознании, и что Ирен была в состоянии остановиться и спокойно подумать, какую дверь рациональнее всего отпереть первой, и высвободить всех, руководствуясь порядком возрастов. Крис сказал, что произошла трагедия. И Ирен обязана было что-то сделать. И она сделала и заслуживала восхищения за самообладание и отвагу. Он сказал, что это наш выбор, восхищаться ей или нет. Но он не позволит никому критиковать свою жену.

В этом ключе я с Крисом согласен. Конечно было бы здорово, если бы Ирен добралась до нас раньше, но нее можно понять. Отец умирал. Она чувствовала, что должна для него что-то сделать, прямо здесь и сейчас, а не носиться по кругу, оставив его одного. Когда она собралась отойти, он позвал ее и попросил подождать. Мне не нравится Ирен. Но думаю, что она повела себя так, как повел бы каждый из молодых членов нашей семьи.

Казалось, что тетушка Грасия не обратила никакого внимания на слова Криса. Ее следующий вопрос был действительно убогим. Он спросила, почему Ирен подумала, что Кристофер застрелился, ведь она должна была знать, что у него нет пистолета.

Но дедушка быстро все уладил. Он извинился за тетушку Грасию, а затем объяснил ей, что неожиданный страх, как ей и самой было прекрасно известно, затмевает рассудок, и совершенно естественно, что первая тревожная мысль Ирен была об ее муже.

Тетушка Грасия сказала:

— Но у тебя же нет пистолета, не так ли, Кристофер?

— Опять начинаешь? — Крис был очень груб. — Нет, Грасия, у меня нет пистолета. А у тебя?

Тетушка Грасия сказала:

— Нет, у меня нет. Но это честный вопрос, и ты имел право его задать.

— Ирен, — сказал дедушка, — Кристофер и Грасия оба были заперты в своих комнатах, правда? Вы же отпирали их двери?

— Да, дядя Фаддей, — ответила Ирен. — Клянусь, я освободила каждого члена семьи из запертых комнат.

Вот что мне думается, Джуди. Либо мы должны полностью поверить истории Ирен, либо полностью ее отвергнуть. Я нахожусь здесь. Я знаю ее. Я слышал, как она это рассказывала. И я верю ей от первого до последнего слова.

И дедушка тоже верит, я это знаю. И несмотря на ее поведение, думаю, тетушка Грасия тоже ей верит. Или лучше сказать, тетушка Грасия верит ей против собственной воли. Крис тоже должен верить. Но в Крисе на этот счет проявляется очень убогая черта. Вместо того, чтобы прямо сказать, как я, что он знает, что Ирен говорит правду, он всячески пытается это доказать.

Во вторник он отвел меня к камину, чтобы показать, что угли в нем действительно перемешивали. Показал мне почти догоревшую керосиновую подвесную лампу. Сказал:

— У Ирен не было никакой возможности избавиться от револьвера.

Как будто Ирен не могла сделать все то, о чем рассказала: перемешать угли, выжечь керосин, сделать из дивана постель, а затем подняться наверх и выстрелить. Она могла спрятать оружие под халат, а затем при удобном случае избавиться от него. Никто ее не обыскивал. Единственная полезная для Ирен вещь в «доказательствах» Криса — он думает, что их надо искать во всем и везде использовать.

И хотя Крис и выставляет себя ищейкой, он больше похож на какую-то больную корову. Но, наверное, я не имею права так говорить. Крис сказал мне взять себя в руки, потому что бедняжка Люси невероятно за меня беспокоится. Дедушка сказал, что нужно быть осторожнее с тетушкой Грасией, потому что, кажется, эта трагедия наложила на нее более глубокий отпечаток, чем на всех остальных. Тетушка Грасия думает, что дедушку труднее всех выбить из колеи. Ну и Олимпия, конечно, не встает с постели.

Это очень странно. Должно быть, она вскочила с кровати, когда услышала выстрел, а затем от страха потеряла сознание. Но она говорит, что совершенно не помнит, чтобы слышала звук выстрела. Это наглядно показывает, какие трюки с нами может проделывать наша память. Когда мы поняли, что она ничего не знает о произошедшем, мы решили не рассказывать ей, пока не приедет доктор Джо; приехал он вчера, в среду утром (я начал это письмо в среду, но писал его всю ночь, так что сейчас уже четверг, на часах четыре утра). Доктор Джо решил, что будет лучше все ей прямо рассказать, потому что она очень тревожилась и постоянно задавала вопросы. И он рассказал. Доктор Джо всегда готов выполнить тяжелую неприятную работу, которую больше никто не рискует брать на себя.