Агата Кристи - Багдадская встреча

– Да, с самого Вавилона. Но что скажет доктор Рэтбоун? Что подумают в «Оливковой ветви»?

– К черту доктора Рэтбоуна! Этот старый дурень у меня уже поперек горла стоит.

Они сбежали по ступенькам к тому месту, где стоял автомобиль Эдварда. Сначала ехали по широкой, обсаженной деревьями улице, пролегавшей через город в южном направлении. Потом Эдвард свернул, и дальше они катили уже по петляющему, кочковатому проселку через пальмовые рощи, по мостикам над ирригационными каналами. Деревья, в основном абрикосовые и миндальные, только начинали цвести. Молодые люди как будто перенеслись в сказку. За рощей, совсем близко, нес свои воды Тигр.

Они вышли из машины и неторопливо зашагали между цветущими деревьями.

– Какая прелесть! – Виктория вдохнула всей грудью. – Как в Англии весной.

Воздух был теплый и мягкий. Прогулявшись, они сели на упавшее дерево. Над головой тихо покачивались ветви с розовыми цветками.

– А теперь, дорогая, – сказал Эдвард, – расскажи мне, что с тобой случилось. Я ужасно измучился.

– Правда? – Она мечтательно улыбнулась.

А потом начала рассказ. Как вместе с Катериной отправилась помыть волосы. Как ее усыпили хлороформом. Как очнулась разбитая, с больной головой. Как сбежала и совершенно случайно наткнулась на Ричарда Бейкера. Как назвалась Викторией Понсфут Джонс и целую неделю играла роль приехавшей из Англии студентки-археолога.

В этом месте Эдвард расхохотался.

– Ты – чудо, Виктория! Такая выдумщица – заслушаешься…

– Знаю, – вздохнула Виктория. – С дядьями – да, присочинила. И с доктором Понсфутом Джонсом, и, еще раньше, с епископом…

И тут она вдруг вспомнила, о чем собиралась спросить Эдварда в Басре, когда миссис Клейтон отвлекла ее приглашением на коктейли.

– Хотела спросить: как ты узнал о епископе?

Она почувствовала, как напряглась его рука.

– Как? Да ты же сама мне сказала, неужели не помнишь? – поспешно, слишком поспешно сказал Эдвард.

Виктория посмотрела на него. Удивительно, думала она потом, как одна глупая детская обмолвка могла вызвать такие последствия.

Своим вопросом Виктория застала Эдварда врасплох. Подготовленного заранее ответа не было, и лицо его оказалось вдруг беззащитным, как будто с него упала маска.

Она смотрела на Эдварда, и, словно в калейдоскопе, узор вдруг сдвинулся, смешался, сложился в другую картину – и ей открылась правда. Хотя на самом деле все случилось, может быть, и не совсем вдруг. Вопрос этот – как Эдвард узнал о епископе – сидел у нее в подсознании, не давая покоя, понемногу, медленно подвигая ее к единственному, неминуемому выводу: Эдвард узнал о епископе Лэнгоу не от нее, а от кого-то другого. То есть от мистера или миссис Клипп. Но встретиться с Эдвардом после ее прибытия в Багдад Клиппы не могли, потому что он был тогда в Басре. Следовательно, Эдвард узнал все раньше, до своего отъезда из Англии. Он знал, что Виктория едет в Ирак с ними, а значит, чудесное совпадение никаким совпадением не было. Все было спланировано заранее.

Глядя в открытое, беззащитное лицо Эдварда, Виктория вдруг поняла, что имел в виду Кармайкл, когда назвал Люцифера. Она поняла, что он увидел в конце длинного коридора консульства: то же самое юное, прекрасное лицо, на которое она смотрела сейчас.

Как пал ты с небес, о Люцифер, сын зари ?

Не доктор Рэтбоун – Эдвард! Эдвард, играющий незаметную роль секретаря, но в действительности все контролирующий, планирующий, направляющий и использующий доктора Рэтбоуна как прикрытие. И ведь тот предупреждал ее – уходи, пока еще не поздно…

Она смотрела в это прекрасное лицо зла, и в какой-то момент вся ее глупая, слепая, детская, по сути, любовь растворилась. Девушка вдруг поняла, что ее чувства к нему никогда и не были любовью. Что-то подобное она испытывала чуть раньше к Хамфри Богарту, а еще раньше – к герцогу Эдинбургскому. Она пленялась блеском. И Эдвард никогда ее не любил, а всего лишь расчетливо использовал свое обаяние. В тот день он легко, без всяких усилий, пустил это оружие в ход, забросил крючок, и она тут же клюнула. Как последняя дурочка.

Поразительно, сколь многое может пронестись через человеческое сознание в считаные мгновения. Не надо раздумывать, ломать голову. Оно просто приходит само собой. Озарение. Знание и понимание. Возможно, все дело в том, что это понимание оформилось давно, но лежало где-то внизу.

И в то же время инстинкт самосохранения, не уступавший в быстроте мыслительному процессу, удержал на ее лице выражение глупого, бездумного восторга. Она безотчетно осознала нависшую над ней смертельную опасность и поняла, что спасти ее может единственная имеющаяся на руках карта. И Виктория немедля пустила ее в ход.

– Так ты все знал! – воскликнула она. – Знал, что я приезжаю! Должно быть, сам все и подстроил… О, Эдвард, какой ты замечательный!

Ее лицо, пластичное, способное передать любое движение души, отражало сейчас одну-единственную эмоцию: почти слепое обожание. И реакцию на эту ее эмоцию она увидела на другом лице – облегчение и чуточку презрительную усмешку. Виктория как будто даже читала его мысли: «Дурочка! Готова проглотить все, что угодно… Я могу вертеть ею, как захочу».

– Но как тебе это удалось? Должно быть, у тебя огромное влияние. Ты совсем не такой, каким притворяешься. Ты – Царь Вавилонский!

Самодовольная улыбка осветила его лицо. За фасадом скромного, симпатичного молодого человека Виктория видела власть и силу, красоту и жестокость.

«А я – всего лишь христианская рабыня», – подумала она.

– Но ты же любишь меня, правда? – поспешно и взволнованно добавила девушка последний искусный штришок (о том, чего он стоил ее гордости, никто никогда не узнает).

Эдвард уже и не старался особенно скрывать пренебрежение. Дурочка. Как и все женщины. Каждая готова поверить, что ты ее любишь, а больше им ничего и не надо. Ни малейшего понимания грандиозности задачи строительства нового мира – только бы вымолить любовь! Вот уж действительно рабыни, и ради достижения своих целей пользоваться ими надо как рабынями…

– Конечно, я тебя люблю.

– Но для чего это все? Расскажи мне. Чтобы я тоже поняла.

– Новый мир, Виктория. Из грязи и пепла старого мира поднимется новый.

– Продолжай.

Эдвард заговорил, и Викторию едва не захватила, едва не унесла предложенная им мечта. Все старое, отжившее, плохое должно самоуничтожиться. Жирные старики-толстосумы, цепляющиеся за свое богатство и препятствующие прогрессу. Тупые фанатики-коммунисты, пытающиеся учредить на земле свой марксистский рай. Будет война, тотальная война на полное уничтожение. И потом – новые Небеса и новая Земля. Небольшая группка избранных, существ высшего порядка, ученых, специалистов сельского хозяйства, управленцев – молодых людей вроде Эдварда, юных Зигфридов нового мира, свято верующих в свое особое предназначение. И когда война исчерпает себя, они выступят из тени и возьмут власть.