Найо Марш - Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца! [сборник: 15, 6]

– Лучше не надо. Честное слово. Я знаю, что веду себя странно.

Его ладонь скользнула ей под локоть, он прижал его к себе. Рука его теперь была нежнее, но она не могла сбежать. Он начал увещевать ее, и она вспомнила, как, даже когда они были детьми, она никогда не могла противостоять его уговорам.

– Ты ведь пойдешь, Лайл, правда? Ну не дурачься, я не вынесу всех этих вывертов. Пойдем.

Она беспомощно оглянулась на двух мужчин на противоположном углу, смутно подумав, что, кажется, одного из них уже где-то видела. «Жаль, что я его не знаю, – подумала она. – Жаль, что я не могу остановиться и его окликнуть».

Они свернули на Костер-роу.

– У меня есть чем перекусить. Квартира довольно милая. Я хочу тебе ее показать. Мы ведь съедим ленч вместе, правда? Мне очень жаль, что я повел себя так грубо, Лайл.

В замке голубой двери щелкнул его ключ. Они очутились в маленьком коридоре.

– Квартира в полуподвале, – говорил он, – но не такая уж плохая. Даже сад есть. Вниз по этой лестнице.

– Иди первый, – предложила она, взаправду подумав, а вдруг это даст ей шанс улизнуть. А если даст, то хватит ли у нее смелости? Он посмотрел на нее пристально.

– Пожалуй, я тебе не верю, – сказал он беспечно. – Вперед!

Он едва не наступал ей на пятки на крутой лесенке и снова взял ее за руку, когда потянулся мимо нее и отпер вторую дверь.

– Ну вот и пришли. – Он распахнул дверь и саму Карлайл чуть подтолкнул вперед.

Перед ней открылась просторная комната-студия с низким потолком, белеными стенами и дубовыми балками. Французские окна выходили в небольшой дворик с цветами в горшках и пальмами в кадках. Обстановка была современной: стальные стулья с прорезиненной обивкой, продуманно расположенный стол, диван-кровать под алым покрывалом. Над камином висел строгий натюрморт – единственная картина в комнате. А вот книжные полки выглядели так, словно их набили исключительно из книжной лавки «Левая книга». Это была скрупулезно опрятная комната.

– Дубовые балки, если верить агенту по найму, тюдоровские, – говорил тем временем он. – Совершенно нефункциональные, конечно, и довольно отталкивающие. В остальном не так плохо, как по-твоему? Садись, пока я поищу, что выпить.

Сев на диван, она слушала его вполуха. Его запоздалое притворство, что это лишь приятная и случайная встреча, ничуть ее не успокаивало. Он все еще злился. Забирая у него коктейль, она поймала себя на том, что рука у нее дрожит так, что она не может поднести стакан ко рту. Напиток расплескался. Наклонив голову, она быстро его глотнула, надеясь, что он ее подбодрит. Она тайком потерла носовым платком пятна на покрывале, но, даже не глядя, знала, что Эдвард за ней наблюдает.

– Ну что, начнем с разгону или подождем до конца ленча? – спросил он.

– Не о чем разговаривать. Мне жаль, что я веду себя как идиотка, но, в конце концов, ночь выдалась тяжелая. Убийства, пожалуй, плохо на меня действуют.

– Нет-нет, – возразил он, – так не пойдет. Ты не стала бы убегать, как кролик, при виде меня только потому, что кто-то убил аккордеониста. – И после долгой паузы спокойно добавил: – Разве только ты случайно считаешь, что я его убил. Ты так считаешь?

– Не будь ослом, – бросила она, и по какой-то неожиданной случайности, совершенно вне ее воли и вне какого-либо распознаваемого желания, ее ответ прозвучал неубедительно и слишком резко. Такого вопроса она от него никак не ожидала.

– Хотя бы это радует, – сказал он и сел на стол возле дивана.

Опасаясь встретиться с ним взглядом, она смотрела прямо перед собой на его левую руку, расслабленно лежавшую на колене.

– Ладно, – сказал он, – что я такого натворил? Ведь я что-то натворил. Что?

Она думала: «Надо ему что-то сказать, что-то надо выдать. Но только часть. Малую часть, не то, что по-настоящему важно». Она поискала, как подступиться, какой взять тон, хотела найти что-нибудь убедительное, но на нее навалилась смертельная усталость, и она изумила саму себя, сказав внезапно и громко:

– Мне известно про НФД.

Его рука быстро скользнула из поля ее зрения. Она подняла глаза, ожидая увидеть его гнев или удивление, но он повернулся, чтобы поставить стакан на стол позади себя.

– Правда? – переспросил он. – Неловкая ситуация, верно? – Он быстро отошел на другой конец комнаты к стенному шкафу, который открыл, а там спросил, не поворачиваясь: – Кто тебе рассказал? Кузен Джордж?

– Нет. – Сквозь усталость пробивалось удивление. – Нет, я видела письмо.

– Какое письмо? – спросил он, роясь в шкафу.

– Адресованное Фелиситэ.

– А, – протянул Мэнкс, – то письмо.

Он повернулся. В руке у него была пачка сигарет и, протягивая ее, он направился к ней. Она покачала головой, и он твердой рукой поднес спичку к своей сигарете.

– Как вышло, что ты его увидела?

– Оно было потеряно. Оно… я… да какая разница? Все и так совершенно ясно. Нам нужно продолжать?

– Не понимаю, почему это открытие вдохновило тебя на спринтерский забег.

– Думаю, я сама себя не понимаю.

– Что ты делала вчера ночью? – внезапно спросил он. – Куда ты ходила после того, как мы вернулись на Дьюкс-Гейт? Почему ты объявилась с Аллейном? Чем ты занималась?

Невозможно было объяснить, что Фелиситэ потеряла письмо, он разом тогда бы обнаружил, что Аллейн его читал, и хуже того, это неизбежно заставило бы ее признать, возможно даже обсуждать, его новые отношения с Фелиситэ. «Он может, – думала Карлайл, – прямиком мне сказать, что влюблен в Фэ, а мне не под силу сейчас брать такой барьер».

Поэтому она сказала:

– Не важно, чем я занималась. Я не могу тебе рассказать. В каком-то смысле это было бы нарушением доверия.

– Это как-то связано с НФД? – резко спросил Мэнкс и после паузы добавил: – Ты никому о своем открытии не рассказала?

Старшему инспектору Аллейну она ничего не говорила. Он сам узнал. Поэтому она со страдальческим видом тряхнула головой.

Он стоял над ней, нависая.

– Ты никому не должна говорить, Лайл. Это очень важно. Ты ведь понимаешь, как это важно, правда?

Разрозненные фразы неописуемой насмешливости пронеслись у нее в голове при одном только воспоминании о той тошнотворной колонке.

– Тебе незачем ничего мне объяснять, – сказала она, отводя взгляд от его проницательных глаз и насупленных бровей, а потом у нее вдруг вырвалось: – Это такая дрянь, Нед. Сам журнал. Это как если бы одна из наших повестей превратилась в слезливое месиво. Как ты мог!

– С моими статьями порядок, – сказал он, помолчав. – Так в этом дело, да? Вот как, ты пуристка?

Сжав руки, она уставилась на них.

– Должна тебе сказать, что если каким-то адски запутанным образом, решительно вне моего понимания, эта история с НФД связана со смертью Риверы…