Энтони Гилберт - Убийство на Брендон-стрит. Выжить тридцать дней

– Вам всем надлежит пройти вместе со мной в участок, – заявил констебль, начинавший понимать, что ситуация выходит из-под контроля.

– С удовольствием, – пробормотал незнакомец, засунув руку в карман пальто. – Нет, Грант, на вашем месте я бы этого не делал. Пуля в живот – чертовски неприятная штука, а я заявил бы под присягой, что пистолет выстрелил случайно.

Прежде чем они вышли из квартиры, он прошел в коридор и набрал номер.

– Крук, это ты? – спросил он, дождавшись соединения. – Говорит Билл Парсонс. Твоя девушка у меня – и все остальное тоже. Встречай нас на вокзале. Мы уже выезжаем.

– Когда вы начали понимать, что бежите наперегонки со смертью? – чуть позже по-отечески спросил Крук у Зигрид Петерсен.

– В квартире, пока он делал вид, что звонит вам. Не могу сказать почему, но я вдруг почувствовала, что это место мне знакомо, как будто я там раньше бывала. Меня это не удивило. А потом я увидела попугая, словно действительно впервые его заметила. И тут я вспомнила.

– И что же вам припомнилось?

– Я вспомнила последний раз, когда кто-то говорил о зеленом попугае – птице, которая не могла разговаривать. Это было в квартире на третьем этаже в вашем доме. Старик рассказывал мне, как его подняли с постели посреди ночи, отвезли очень далеко в богато украшенную квартиру и там был попугай. Я подумала о канарейке в подвальной квартире и вспомнила, что спросила, умел ли попугай говорить, а он как-то странно на меня поглядел и ответил: «Нет, он был неживой». И тут я внезапно поняла, что нахожусь в куда большей опасности, чем за всю свою жизнь.

Крук смотрел на нее с нескрываемым восхищением.

– Вы хотите сказать, что вам только и потребовалось, чтобы оттолкнуться от зеленого фарфорового попугая? Нет, нет, не надо мне говорить о женском чутье. Я уже раньше много о нем слышал.

– Тут больше, чем чутье. Я спросила себя, зачем Хилл привез меня в это уединенное место, где были только я и он? Если тот человек собирался за нами следить, то, разумеется, куда разумнее было бы отвезти меня в какое-то людное место. И еще я поняла, что в той комнате никто не живет. По-моему, и дом-то стоял пустым. Я слушала, как он говорит по телефону, и подумала: «Он знает, что мистер Крук не в Лондоне». Ведь об этом им было сказано чуть меньше получаса назад, когда мы стояли на вокзале. И вот тогда я убедилась, что он вообще вам не звонил. Ой, даже не могу сказать, как я тогда перепугалась. Понимаете, до меня дошло, что он и есть тот самый старик, который уже однажды пытался меня убить. И я подумала, что на этот раз нет ни малейшего шанса, что ему кто-нибудь помешает.

– Я же вам говорил, – устало произнес Крук. – Я все время говорю людям: Крук всегда ловит того, кого хочет поймать. Вы думаете, что я уехал из Лондона, чтобы предоставить убийце свободу действий? Билл все время вас вел. Он знал, что я не посылал телеграмму, и когда увидел, как вы выходите из ворот больницы, то догадался: наш мистер Икс решил воспользоваться моим отсутствием.

Несколько секунд Зигрид молчала.

– А что он собирался сделать… на этот раз?

– Он подмешал вам в вино зелье. Но умерли бы вы не от яда.

– Тогда… от чего?

– Вы заметили живописный пруд прямо напротив дома?

– Я… его видела.

– Ну, я полагаю, что, как только вы потеряли бы сознание, то покинули этот дом очень тихо, и… Ну, поселок там малолюдный, а в пруды иногда и вправду кое-что падает – камни и прочее, – и кому какое дело, одним всплеском больше или меньше. Затем, понимаете ли, если бы вас нашли… а с какой бы стати, потом кто-то с огромным опозданием узнал, кто вы, черт побери, такая? Тогда бы это выглядело как смерть через утопление, что не является убийством согласно закону. Если, конечно, какой-нибудь слишком любопытный и подозрительный субъект не увидел бы, как злоумышленник бросает вас в воду.

– Вы хотите сказать, что все приняли бы это за самоубийство?

– Или за несчастный случай. Местному совету пора бы понять, что нужно лишь повесить табличку с надписью «Опасно!», как сразу же переполошится половина поселка.

– А если, – прошептала Зигрид, – предположить, что я выпила бы мадеру до приезда вашего человека?

– Вы никогда не слышали о такой штуке, как желудочный зонд для промывания? – вскользь спросил Крук. Такой вариант также пришел ему в голову.

– А как же… настоящий Чайный Колпак?

– А вы не догадываетесь? Знаете, большинство преступников, особенно дилетантов, всегда повторяются в своих методах. Сам факт того, что однажды им все сошло с рук, является также предупреждением не искушать Провидение по второму разу. Однако злоумышленникам начинает казаться, что они чертовски предусмотрительны и могут втирать очки всем и вся до конца дней своих. А когда преступники оказываются в руках закона, то во всем винят невезучесть или же неспортивное поведение противной стороны. Две трети субъектов, оказывающихся в маленьких неуютных камерах, кончают жизнь самоубийством. Дело в том, что надо обладать дьявольским умом, чтобы быть удачливым убийцей. И нужно иметь смелость и хладнокровие. Но когда совершаешь убийство, ничего еще не закончено. Нужно продолжать вести себя как обычно. А вот именно этого большинство из них и не могут. Злоумышленники чересчур рьяно заметают следы, хотят выглядеть естественно, ходят по улице, идиотски смеются до упаду, говорят, чуть ли не крича, стараясь произвести на всех впечатление, что им нечего скрывать. И, разумеется, они переигрывают, а окружающие начинают толкать друг друга и говорить: «Что случилось со стариной Джо? Что-то его грызет, как я погляжу». И вот это становится началом конца.

Зигрид начала дрожать.

– Вам холодно? – заботливо спросил Крук.

– Я вспомнила пруд. Там что-то плавало на поверхности – по-моему, кошка.

– Не кошка, – поправил ее Крук, – а шляпа. Большая, черная, бросающаяся в глаза шляпа, вся усыпанная и утыканная бантиками, цветочками и брошками. Знаете, с самого начала это было какое-то дилетантское дело – небрежное, полное нескрытых, торчащих во все стороны концов. Никогда не замечали, каковы эти полные самомнения дилетанты? Они так чертовски довольны, думая, что сделали все идеально, и не замечают множества незачищенных хвостов. И вот именно это их в конечном-то счете и губит.

Крук с наслаждением обратился к одной из своих любимых тем.

– Вы когда-нибудь видели дилетанта, начинающего писать акварелью? Если у него не получаются ноги коровы, то он ставит ее посреди кукурузного поля. Не может нарисовать красивую шею, тогда сует под подбородок букет цветов. Не умеет как следует передать руки, так он засовывает их в муфту. Уж верьте слову, Киплинг знал свое дело. То же самое относится к дилетантам-актерам. Неистовая жестикуляция, машут руками, словно актинии, качают головами, как китайские болванчики, а все для того, чтобы попытаться скрыть полное отсутствие техники. Здесь все то же самое. Вот теперь мы их обоих возьмем за жабры.