Энтони Гилберт - Убийство на Брендон-стрит. Выжить тридцать дней

«Все говорят, что жизнь дает свой шанс для каждого, И мне он выпал как-то в ноябре один лишь раз всего. Я получил от жизни дар единственный, но безрассудно упустил его».

Сейчас, конечно, не ноябрь, а апрель, но ритм стихов не нарушался.

Мисс Кэппер окончательно избавилась от помутнения в голове и заметила, как викарий скрылся у себя в ризнице. Она поспешила преклонить колени для последней молитвы. Ей странно было заметить, что внутри церкви ничто не изменилось, хотя она сама ощущала, как претерпела разительную внутреннюю метаморфозу – не была больше робкой Дороти, стремившейся лишь к умиротворению и покою среди враждебного ей мира. Она стала под воинствующие знамена религиозной армии, приготовившись к борьбе с незнакомцем ради женщины, которую никогда прежде не видела, а та, по всей видимости, как раз в этот момент добиралась до ее квартиры.

Она схватила перчатки и остальные свои вещи, совершенно забыв в превеликом возбуждении о шутливом предписании для своих прихожан, написанном викарием в январском номере приходского журнала:

Мисс Кэппер маршировала вдоль Блейксли-авеню, прорезая воздух ключом от входной двери с той же силой, с какой, должно быть, святой Георгий пронзил дракона. К тому моменту, когда она оказалась у своего порога, Джулия уже перестала быть для нее мисс Карбери, но стала кем-то гораздо более значительным. Девушка держала на руках воображаемого младенца, приговаривая: «Мы назовем малышку Дороти, потому что в долгу перед вами». И эта сентиментальная фантазия воспринималась мисс Кэппер с необычайной легкостью как вполне реальный факт.

Когда Дороти вошла, телефон просто надрывался от звонков. В радостном порыве она устремилась к аппарату и отважно выкрикнула в трубку:

– Слушаю!

– Поступила телеграмма для абонента Буш-4141, – бойким голосом сообщила диспетчер. – Примите ее, пожалуйста.

И бесстрастным голосом прочитала: «Ничего не предпринимайте без моего совета. Темпест».

– Повторите, как поняли текст, сделайте милость.

– «Ничего не предпринимайте без моего совета. Темпест», – повторила Дороти. – Но это какая-то бессмыслица.

– Таково содержание сообщения, – кратко бросила в трубку девица и дала отбой.

Дороти после недолгой задержки, словно ожидала явления ангела, который объяснил бы ей, что происходит, тоже положила трубку. Постепенно до нее дошло, что Темпестом могли звать мужчину, звонившего ей ранее в тот день. Все окончательно запуталось. Мисс Кэппер определенно нуждалась в совете. Она бы сейчас охотно спросила викария, что он думает по этому поводу, но его не дозволялось беспокоить по воскресеньям, если только кого-то не постигала скоропостижная смерть. Хотя даже в будний день Дороти не решилась бы обратиться к нему. А потому викарий исключался, и не оставалось никого, кроме Джорджи. Мисс Трент могла заблуждаться относительно нарциссов, но все равно в целом была женщиной разумной и решительной. Она часто повторяла Дороти, что подруга позволяет жизненным обстоятельствам выбивать себя из колеи. Джорджи могла справиться с дюжиной таинственных мужчин одной левой и даже получить от этого удовольствие.

Дороти набрала номер и мгновенно услышала исполненный энергии голос мисс Трент:

– Алло! Алло!

– О, Джорджи, – выдохнула в трубку мисс Кэппер. – Произошло нечто совершенно невероятное. Я просто не знаю, что мне делать.

– Неужели викарий пригласил тебя на чашку чая? – спросила Джорджи, которая считала такое предположение весьма остроумным. А поскольку юмор, как известно, часто заключается именно в невозможности ситуации, шутка действительно удалась.

– Нет. Конечно же, нет. Просто я… Мне неожиданно позвонил по телефону мужчина.

– Вот и славно! – Джорджи находилась в самом добром расположении духа.

– Самое удивительное, что звонок предназначался не для меня.

– Я бы сильнее удивилась, если бы звонили тебе, – громогласно заметила Джорджи.

– Спрашивали особу по фамилии Карбери, которая здесь не живет.

– Значит, ошиблись номером, – успокаивающе сказала Джорджи.

– Назвали Буш-4141, вот только…

– В таком случае ему дали неверный номер.

– Не думаю, потому что, понимаешь ли, передали еще и текст телеграммы.

– Возьми себя в руки, Дотти, – сказала мисс Трент. – Сегодня, должно быть, один из тех дней, когда ты полностью соответствуешь значению своего имени.

Такой была еще одна из ее излюбленных шуток. Она нередко отпускала ее, но всякий раз по-доброму смеялась, показывая порой слишком чувствительной Дороти, что это лишь милое девичье подтрунивание.

– Мне нужно идти, – сообщила Джорджи беззаботно. – Меня ждет мой ухажер.

Ухажером был престарелый джентльмен, водивший знакомство еще с матерью Джорджи. Он иногда по воскресеньям приглашал дочь давней подружки отобедать с ним вместе. Джорджи, истинная англичанка в том смысле, что никогда не догадывалась, если терпела сокрушительное поражение, все еще надеялась однажды получить от него предложение руки и сердца.

– Вот увидишь, я поспею к алтарю раньше тебя, – заверяла она сразу поникшую духом Дороти.

Мистеру Протероу перевалило за семьдесят, и у него было четверо взрослых детей, но это нисколько не смущало мисс Трент. В военное время, говаривала она, если уж для тебя недоступны довоенные стандарты, надо уметь довольствоваться имеющейся альтернативой. А кроме того, Джорджи уже сама была далеко не первой молодости. Ее даже не поставили поэтому на воинский учет.

Дороти услышала на линии знакомый щелчок – она никогда не бросала трубку первой, а затем перешла к обеду, состоявшему из холодного прессованного студня, купленного по карточке, и риса, изготовленного из кукурузной муки. Она существовала на столь скудном пайке, что могла бы получить медаль за экономность от министерства продовольственного снабжения, но только мужчинам из министерства и в голову не приходило учреждать награды, которые заведомо получали бы только женщины. Дороти как раз складывала грязные тарелки в раковину, когда телефон зазвонил снова.

– Мисс Карбери уже прибыла? Вы уверены? Она не могла незаметно для вас пробраться в квартиру?

Дороти огляделась вокруг. Если только мисс Карбери не спряталась внутри оттоманки, что представлялось практически невозможным, ее больше нигде не было видно.

– Вас зовут Темпест? – спросила она, осмелев от отчаяния.