Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник: 26, 27]

Грант нетерпеливо проговорил, что он все равно собирался остаться в Риме, а Софи сказала, что ее отпуск продлится еще четыре недели. И хотя она строила смутные планы посетить Перуджу и Флоренцию, она вполне готова их отложить.

Разошлись они в половине второго. Путешественники, за исключением Гранта и Софи, воспользовались предоставленным Вальдарно большим автомобилем. Аллейн быстро переговорил с комиссаром и с подобающим сожалением отклонил приглашение на ланч, сославшись на необходимость написать отчет.

Когда он наконец покинул здание, то увидел поджидавших его Гранта и Софи.

— Я хочу с вами поговорить, — сказал Грант.

— Конечно. Пообедаете со мной? — Аллейн поклонился Софи. — Вы оба? Прошу вас.

— Только не я, — ответила девушка. — Я просто навязчивая поклонница.

— Ничего подобного, — возразил Грант.

— Ну, кто я ни есть, у меня назначена встреча за ланчем. Поэтому — спасибо, мистер Аллейн, но мне нужно идти.

И прежде чем они успели каким-то образом ее остановить, Софи буквально метнулась на другую сторону улицы и остановила такси.

— Решительная леди, — заметил Аллейн.

— Да, действительно.

— Вот другое такси. Едем?

Они пообедали в отеле Аллейна. Суперинтендант невольно задавался вопросом, не кажется ли это Гранту, без сомнения, привычным — просто в другом ключе — гостеприимством за счет представительских расходов.

Аллейн был хорошим хозяином. Не слишком затягивая и не слишком поспешно он сделал заказ, а когда официант ушел, заговорил о том, как сложно приспособиться к Риму и об опасностях чрезмерного знакомства с достопримечательностями. Он спросил Гранта, большую ли исследовательскую работу ему пришлось провести для «Саймона в Лации».

— Конечно, — сказал Аллейн, — с моей стороны весьма дерзко это говорить, но мне всегда казалось, что романист, который переносит действие своей книги в чужие края, сродни следователю. Я имею в виду, что в моей работе человеку всегда приходится «добывать» информацию, вникать во все виды деталей — технических, профессиональных, местных, каких угодно, — в окружении, которое выходит за пределы вашего личного опыта. Это вопрос тяжелого труда.

— В случае с «Саймоном в Лации» именно так и было.

— Вы наверняка какое-то время прожили в Риме?

— Два месяца, — коротко ответил Грант. Положил нож и вилку. — На самом деле как раз об этом — в некотором смысле — я и хотел с вами поговорить.

— Да? Это логично. Сейчас?

Грант несколько секунд размышлял.

— Плохая благодарность за столь великолепный ланч, но… сейчас, если вы не против.

И он поведал Аллейну, как Себастьян Мейлер нашел его рукопись и о том, что за этим последовало.

— Мне кажется, теперь я знаю, как он все это провернул. Его осенило, когда он нашел рукопись. Он вскрыл мой кейс и прочел книгу. Три дня он потратил, стряпая своего «Анджело в августе». Он не сделал его откровенной копией «Саймона». Всего лишь ввел мою главную тему как побочную у себя. Достаточно, чтобы заставить меня сказать об этом в присутствии его отвратительных дружков. Он повел меня по ночным кабакам и привел в то место, куда вы ходили прошлой ночью, — к Тони. Я мало что помню о последней части тех похождений, но помню достаточно, чтобы желать забыть все. Видимо, я говорил о «сходстве» в ресторане, куда мы пошли, — он называется «Уединенный уголок» — и какому-то американскому приятелю Мейлера, который с удовольствием сообщил бы об этом прессе. Я вернулся в Англию. Книга вышла, и три недели назад я приехал в Рим, о чем ему стало известно. Я с ним столкнулся, и он завел меня в мерзкий салон в гостинице Ван дер Вегелей и шантажировал меня. Он не испытывал никакого стыда. В сущности, он сказал, очень многословно, что изложил свое сочинение по-новому, чтобы оно было абсолютно как мое, и что у него есть свидетели — с той ночи, — которые скажут, что я говорил о сходстве, когда был пьян. Один из них — римский корреспондент «Мировых новостей» и устроит большую сенсацию из этой истории. О да! — воскликнул Грант, когда Аллейн открыл рот. — О да. Я знаю. Почему я не послал его к черту? Вы можете не помнить — с чего бы вам это помнить? — что случилось с моей первой книгой.

— Я помню.

— И также еще очень многие. Никто, кроме моих издателей и нескольких друзей, не поверил, что то происшествие было случайным стечением обстоятельств. То дело снова вытащат на свет. Обновят все грязные шоу, а меня заклеймят как бесстыдного плагиатора. Вы можете меня презирать, но я не мог снова все это пережить.

— Чего он попросил?

— В том-то и дело. В известной степени, не так много. Только чтобы я провел эти чудовищные экскурсии.

— Он на этом не остановился бы, понимаете. Он вас заманивал. Почему вы решили рассказать мне обо всем этом?

— Слишком уж это невыносимо. Я поделился с Софи, и она предложила поделиться с вами. Когда встреча закончилась и мы ждали на улице. Это необыкновенно, — с чувством произнес Грант. — Я познакомился с этой девушкой вчера. С моей стороны это не просто интрижка, Софи не такая. И все же… Что ж, — сказал Грант, закрывая эту тему, — вот и все. Вы говорите, что Мейлер интересует вас главным образом в связи с контрабандой наркотиков. Оказывается, он еще и убийца. Осмелюсь сказать, что он из чисто академического интереса стал вдобавок и шантажистом.

— О, годится все, что льет воду на нашу грязную мельничку, — заметил Аллейн. — Понимаете, я сам попал в крайне сложное положение. Сегодня утром я узнал, что римская полиция точно установила британскую принадлежность Мейлера. Это, с долей неопределенности, позволяет мне оставаться на сцене, но со смещением акцентов: мое начальство прислало меня сюда по делу о контрабанде наркотиков, а я попал в историю с предполагаемым убийством итальянки.

— Значит, ваше присутствие во вчерашних событиях не было случайным?

— Да. Не было.

— Могу также сказать вам, Аллейн, что я совсем не горю желанием, чтобы вы поймали Мейлера.

— Полагаю, что так. Вы боитесь, верно, что, если дело дойдет до суда, он выдаст историю о вашем мнимом плагиате?

— Правильно. Да. Боюсь. Я не жду, что вы поймете. Полиция, — грубо добавил Грант, — отнюдь не славится своим сочувствием к искусству.

— С другой стороны, она знакома с тенденцией со стороны широкой публики, артистической или наоборот, отделять то, что они со смехом называют правосудием, от концепции просвещенного эгоизма.

— Полагаю, — после достаточного молчания произнес Грант, — что вряд ли смогу покраснеть сильнее.

— Не волнуйтесь. А насчет вашего страха по поводу ложного обвинения, думаю, могу вам пообещать, что он абсолютно беспочвен.

— Вы можете? Вы действительно можете это сделать?