Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник: 26, 27]

— Рвусь, — отозвалась художница, с удивлением осознавая, что это правда. — Очень даже рвусь. Просто жду не дождусь.

— Обещаю: праздник вас не разочарует. И кто знает, — добавил Хилари, — быть может, даже он запомнится вам как нечто совершенно неповторимое.

— Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулась Трой. Ей хотелось сказать ему что-то приятное.

Оглушительный звук колоколов разносился по всему дому — дом был наполнен их разнообразным, самовластным перезвоном, словно являлся «чревом» какой-то обезумевшей колокольни. Найджел явно со всем возможным рвением исполнил распоряжение хозяина максимально усилить громкость.

— Бом-бом-бом-бом- боммм ! — вопил вслед за колоколами какой-то перевозбужденный малыш, сопровождая свой ор экстравагантными ужимками и жестами. Группка таких же крошечных девчонок с подобострастным обожанием столпилась вокруг него, тоже вопя и хлопая в ладошки. Вся ребятня скакала и кричала, несмотря на старание родителей под руководством Хилари и Трой утихомирить их и призвать к порядку. Пришлось троим из отцов семейств — по совместительству надзирателей из «Юдоли» — начать патрулировать комнату из конца в конец с видом профессионально угрожающим: это позволило наконец организовать расшалившуюся детскую стайку в крайне подвижную, готовую в любой момент рассыпаться, но все-таки колонну по парам.

«Динь-дон-динь-дон-динь-дон!» — звенело повсюду «точно звонкий смех ребенка», по выражению Эдгара Аллана По [102] Из стихотворения Эдгара По «Колокола и колокольчики» (1849). Перевод К. Бальмонта. .

Вошел Катберт. Он минуту созерцал собравшуюся публику отрешенным взором, затем набрал побольше воздуху в легкие и провозгласил: «Елка, сэр!»

Мгновенно воцарилось молчание. Весь колокольный оркестр слился в последнем ударе и провалился в гулкую тишину. Все часы в усадьбе, а также те, что висели на башенке над конюшней, синхронно пробили восемь раз, а спустя секунду или две вновь вступили колокола, но только на сей раз вкрадчивыми, нежными, сладкими голосами — как у Святого Климента Датского [103] Церковь Святого Климента Датского в Вестминстере, построенная, по преданию, после изгнания из Англии датчан в том районе, где женатым на англичанках датчанам позволено было остаться, отличается мягкими и мелодичными голосами своих колоколов. .

— Пора, — громко сказал Хилари.

Дети, с извечно свойственной их племени переменчивостью вдруг превратились в ангелов: глазки вмиг стали размером с блюдца, рты раскрылись широко, как бутоны роз поутру, они крепко сжали друг другу ладошки и вообще выглядели завороженными. Даже «перевозбужденный» мальчик и тот притих.

Тут Хилари, как это ни поразительно, запел. У него оказалось сильное мужское контральто, которое сразу приковало к себе всеобщее внимание.

И вот извивающийся «крокодил» из ребячьих пар двинулся вперед — из библиотеки в коридор, через главный зал, освещенный теперь только пламенем каминов, и дальше — сквозь широко распахнутые двери гостиной — прямо в волшебный мир, созданный Хилари.

В самом деле, подумала Трой, это же настоящая сказка. Просто дух захватывает. В дальнем конце комнаты словно зависла в таинственном сумраке раззолоченная елка. Огни свечей, звезды и целый сонм игрушечных ангелов словно оживляли ее. Казалось, она подрагивает от собственного великолепия. Это было самое красивое дерево на свете.

В свете елочных огней дети расселись на полу. Взрослые — и гости, и персонал поместья — переместились в угол гостиной, где мрак полностью скрыл их.

Ну вот, промелькнуло в голове у Трой, наступает звездный час дяди Блошки. Через мгновение он появится.

Хилари, стоя перед детьми, поднял руку, добиваясь полной тишины. Она тут же наступила. Снаружи, прямо из ночной темноты, донеслись таинственные звуки — вроде как невидимые бесплотные флейты весело запели на северном ветру. Музыка электронная, подумала художница, а пробирает и впрямь до мурашек по спине — в комнате даже холоднее стало! Потом сквозь эту выразительную музыку издали начали пробиваться бубенцы подъезжающих саней. Все ближе, ближе их настойчивый перезвон — и вот он уже затихает прямо напротив французского окна. В той стороне за елкой ничего не видно, но Хилари, как известно, все предусмотрел. Вот уже слышится стук копыт, храп оленей и совершенно роскошное, пышное: «Тпппрррууу!» Даже от Катберта Трой такого не ожидала.

Окно распахнулось.

Елка так и заплясала на холодном ветру, все всколыхнулось и заблестело новыми красками: огни свечей заколебались, заполоскались, игрушечные шарики серебристо зазвенели.

Окно захлопнулось.

И вот потянул вокруг елки на лямках свои золотые сани настоящий Друид.

Что ж, может, все это и бесстыдное нагромождение анахронических глупостей, лишенных всякого историзма, может, воображение у Хилари несколько… скособоченно, но как здорово получилось, признала в душе Трой.

Мантия Друида — плотная, просторная, в три охвата, с широкими рукавами — была соткана, как художница уже знала, из золотого ламе́. Волосы — тоже золотистые — обрамляли лицо строгими благородными прядями, золотого цвета борода покрывала всю грудь как опахало. Величественная корона из веток омелы отбрасывала тень на глаза, сверкавшие в полумраке. Отнюдь не комический персонаж, однако. Скорее — король Лир, которому пришло в голову сыграть Оле-Лукойе.

Он трижды обошел вокруг елки под непрекращающийся гимн труб и свирелей. Затем снял с плеч лямки, оставил в стороне повозку, воздел руки кверху, сделал несколько загадочных движений (словно подзывал кого-то к себе) и наконец поклонился, разведя руки в стороны.

К сожалению, перчатки — весьма добротные, трикотажные, — он снять забыл.

— Фред! Перчатки! Я говорю…

Но Друид уже пропал. Растворился. Удалился туда, откуда пришел. В комнату ворвался еще один краткий порыв холодного ветра, окно захлопнулось, колокольчики стихли.

Друид исчез.

Снова началось веселое детское столпотворение, образовалась куча мала, и снова унимать ребятню пришлось слаженной «команде палочек-выручалочек»: Трой+Хилари+родители. На коробках с подарками были блестящими буквами начертаны фамилии гостей, и теперь как раз настало время детишкам, сбившись в маленькие группы, находить свои подарки, разворачивать их и ахать.