Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник: 26, 27]

Мервин подошел к елке со специальным колпачком на длинной ручке — ему предстояло погасить свечи. Хилари подал знак Найджелу, и тот повернул выключатель. Яркий электрический свет упал на маленький столик с презентами для взрослых. Подойдя к нему, Трой оказалась рядом с миссис Форрестер.

— Он был великолепен! — с чувством воскликнула художница. — Просто великолепен, у меня нет слов.

— Забыл снять перчатки. Я так и знала.

— Господи, это совершенно неважно! Не имеет никакого значения!

— Ну, для Фреда имеет, — сказала жена полковника. И, подумав, добавила: — Пойду посмотрю, как он там…

А возможно, Трой показалось, что она сказала именно это. Гвалт стоял такой, что даже формулировки миссис Форрестер, не отличавшиеся разнообразием (зато отличавшиеся чеканной четкостью), расслышать было трудно.

Настал черед разворачивать свои подарки гостям и прислуге «старше шестнадцати лет». Найджел начал разносить коктейли с шампанским. Трой они показались какими-то необычно крепкими.

Тем временем к ним сквозь толпу пробивалась Крессида. По просьбе Хилари она надела сегодня тот же костюм, что и вчера: легкую блестящую тунику с брюками. К общей цветовой гамме праздника он подходил просто идеально. Невеста хозяина усадьбы подняла руку и поверх голов толпящейся публики поманила миссис Форрестер. В том, как она это сделала, Трой почудилось что-то неуловимо… что-то не такое томное и вальяжное, как обычно. Две гостьи встретились в толпе, художница решила понаблюдать за ними. Крессида низко наклонила голову. Тяжелая грива светлых волос закрыла ее лицо, а вот лицо миссис Форрестер как раз освещал прямой луч от светильника на стене. Трой ясно увидела, как она нахмурилась и поджала губы. Затем старая леди поспешила к выходу, довольно бесцеремонно расталкивая собравшихся локтями.

Крессида направилась к Трой.

— Слушайте, ну как он выступил, нормально? Я хотела сама посмотреть, но мне было плохо видно.

— Он был просто великолепен.

— Ну и чудно. Вы, конечно, заметили его?

— Заметила — кого?

— Ну его! Ах ты, господи боже мой!.. — воскликнула Крессида. — Кажется, я начинаю говорить как тетя Клумба. Вы же узнали его, да?

— Кого узнала?!

— Его.

— Кого?

— Маулта!

— Маулта?

— Что, правда не узнали? — громко воскликнула Крессида. — Неужели не догадались? Это вы-то, с вашей наблюдательностью!

— Да о чем же, наконец, вы говорите?

— Да ведь это был не… — Внезапный взрыв смеха среди гостей поблизости не дал Трой расслышать конец фразы, но мисс Тоттенхэм, поняв это, приблизила свои очаровательные губки прямо к уху художницы. — Это был Маулт! Он играл Друида!

— Маулт?!

— У дяди Блошки опять случился приступ. Маулту пришлось выйти на замену.

— Господь милосердный! Он уже пришел в себя?

— Кто?

— Дядя… Полковник Форрестер!

— Ах, вы о нем. Я его не видела… Тетя Колумбина пошла наверх. Полагаю, все уже в порядке. Кажется, он опять слишком переволновался.

— Ай-ай-ай! — Трой по-прежнему приходилось перекрикивать толпу. — Какой ужас!

— Да, ужас. Хотя, — возразила в ответ Крессида, — с ним ведь это не в первый раз. Понимаете ли.

Перед ними возник Найджел, который разносил коктейли с шампанским.

— Выпейте! — посоветовала невеста Хилари. — И мне возьмите, пожалуйста. Сейчас точно не повредит. Давайте-давайте!

— Хорошо. Но сегодня туда, по-моему, плеснули многовато бренди, вы не находите?

— Оно и кстати.

Сквозь толпу к ним протиснулся Хилари — поблагодарить Трой за подарок: акварельный рисунок вида из окна ее спальни, того самого, с чучелом. По всему было видно, что владелец «Алебард» доволен, как Панч: он рассыпался в самых цветистых выражениях признательности. Художница, впрочем, слушала вполуха, сфокусировав взгляд на необычной линии губ с загнутыми кверху кончиками (как у верблюда, подумала она) — губ, плясавших сейчас в лихорадочно-восторженном движении.

Наконец смысл его речи дошел до ее сознания.

— …и все получилось прекрасно, как задумано, без сучка без задоринки, если не считать перчаток дяди Блошки, правда? Ну как он мог забыть о них?!

Трой и Крессида, хором, поспешили просветить его. Хилари, казалось, был совершенно ошарашен и выбит из колеи.

— Да что вы такое говорите?! Нет! Не может этого быть. Маулт?!

И, выпалив еще несколько удивленных восклицаний, добавил:

— Однако нельзя не признать: он весьма достойно справился. Бог ты мой, надо бы его тоже поблагодарить. Где он сейчас?

Тут перед их троицей возник вдруг тот самый перевозбужденный еще в библиотеке мальчуган. Он принял эффектную театральную позу и «выстрелил» прямо в лицо хозяина дома растягивающейся бумажной пищалкой-«языком». Игрушечные дудки, свирели, трубы, барабаны и свистки, казалось, слились к этому времени в какую-то особо дикую какофонию.

— Пойдемте со мной, — сказал Хилари. Взяв под руки Трой с Крессидой, он вывел их в главный зал и плотно закрыл за собой двери. Для детей был здесь уже накрыт роскошный ужин — настоящий пир. Длиннющий стол на дубовых козлах ломился от яств. Кискоман вместе с мальчиком на побегушках и парой специально вызванных на подмогу женщин как раз наносили последние штрихи.

— Так-то лучше, — заметил Хилари. — Нужно сходить посмотреть, как там дядя Блошка. Надо же, какой удар по его самолюбию. Он, наверное, просто убит. Крессида, любовь моя, расскажи-ка мне сперва, что именно с ним случилось?

— Ну, я, как договаривались, пошла в гардеробную его гримировать, а там Маулт, уже полностью переодетый в этого вашего Друида и готовый к выходу. Я так поняла, что он зашел в спальню к дяде Фреду за распоряжениями, не надо ли, мол, чего, и увидел, что у того приступ. Ну, Маулт дал ему лекарство, или что там полагается давать в таких случаях, но было яснее ясного, что больному не до выступлений. И это его действительно убивало. В смысле — дядю. Понимаешь? Ну, они вместе все обмозговали и придумали, чтобы Маулт его заменил. Он же все слышал десять раз на репетиции, и от своего хозяина тоже — что там надо будет делать. В общем, знал, что не подкачает. Так что, когда дядя Фред успокоился слегка, перестал горестно фонтанировать и отдал свои сапоги и все прочее от костюма (Маулт, конечно, хотел сначала поднять шум и позвать тетю Колумбину, но дядя сказал: ни в коем случае), то камердинер все это напялил — ну мантию там и парик — и пошел вниз. А я еще налепила ему усы и красиво заломила корону. И тогда он уже отправился во двор, к Винсенту… Вот. А он неплохо справился с ролью, правда? По-моему, нормально. Я как раз в момент его выхода проскользнула в гостиную. Видела все не так чтобы совсем хорошо, пришлось, понимаете ли, стоять «на задах», но, по-моему, он проделал все, что следовало. Вот. А когда он там, так сказать, оттоптался, ринулась обратно в гардеробную, помогла ему разоблачиться и почистить перышки. Он ужасно суетился и торопился скорее опять на помощь к дяде Фреду, а меня просил скорее все рассказать тете Колумбине. Я и рассказала. Вот. Понимаешь ли.