Буало-Нарсежак - Любимец зрителей. Полное собрание сочинений. Том 9

Как-то раз, когда Клер на минутку отвлеклась, мне удалось съездить в Геранду. Вот до чего дошло! Я купил красный кожаный футляр для ключей. Такой опытный рыболов, как я, не мог не знать, как сильно красный цвет привлекает окуньков, голавлей, всякую мелкую рыбешку. Так отчего же не мою сестренку? Но когда я собирался свернуть на частную дорогу, ведущую к нашему парку, в меня едва не врезалась мощная американская машина. Мы оба резко затормозили. Мопед занесло. Я оказался сидящим на земле почти у самых ног весьма элегантной особы, которая протянула руку, чтобы помочь мне подняться. Как видишь, китайский жонглер снова на сцене: здесь я вынужден, не откладывая, открыть очень пространные скобки, чтобы заключить в них рассказ о г-же Белло. Да, ты прав. То была она. И не моя вина, что она так внезапно вторглась в мое повествование. Я излагаю события так, как они происходили. Все случилось в соответствии с их логикой, а не по моей воле. Униженный и злой, я вскакиваю на ноги. Мы швыряем свои имена друг другу в лицо, словно оскорбления.

— Дени Майар де Лепиньер.

— Ингрид Белло.

— Вы превысили скорость.

— А вы держались левой стороны.

— Я здесь у себя дома.

— Я в этом не уверена.

— Как! Вы утверждаете…

— Послушайте… Возможно, это я во всем виновата. Вы не ушиблись?

— Нет. Чуть-чуть оцарапал руку.

— Тогда давайте заедем ко мне. Я живу в двух шагах отсюда. Я вас перевяжу, и может быть, мы завяжем добрососедские отношения.

Отказавшись, я бы поступил в высшей степени невежливо. Когда ты дойдешь до этого эпизода, тебе захочется узнать, как выглядела г-жа Белло.

На мой взгляд, без этого можно обойтись, ведь самый лучший портрет уступает плохонькой фотографии, ну да будь по-твоему. Представь себе роскошную шведку (во всяком случае, я ее принял за шведку из-за имени Ингрид). Оно напомнило мне Ингрид Бергман. Что-то такое в ней в самом деле было. Прекрасные серые глаза. Высокий лоб. Нос четко выделяется, все черты резко очерчены, но ничего мужского в них не было, если только ты понимаешь, что я имею в виду. Высокая, крепкая женщина, похожая на спортсменку-пловчиху. Впрочем, в строгом сером костюме она выглядела весьма элегантно.

Да, чуть не забыл. Разумеется, блондинка. Волосы заплетены в косы и искусно уложены короной. И я рядом с ней — тощий, плохо одетый, жалкий. Задрипанный граф, больше смахивающий на бродягу. Я ненавидел ее всем сердцем, но все же сел к ней в машину. Фушар меня не обманул. У Белло был прекрасный дом, окруженный соснами, скрытый от посторонних взглядов — образцовый дом, выстроенный профессионалом, дизайнером архитектурных ансамблей, одним из тех, что работают для иллюстрированных журналов. Я вдруг почувствовал, что могу гордиться Керрареком. Вероятно, у Ингрид были деньги, зато у меня… Но что это я! Во мне взыграла кровь Куртенуа. Все-таки я истинный сын своей матушки.

Ингрид провела меня в шикарную living-room — то есть гостиную. Как видишь, я знаю современный жаргон. Великолепная комната с камином посередине, настоящей английской мебелью, звериными шкурами на полу, выложенном большими черно-белыми плитами. Туда заходишь почтительно, снимая шляпу и вытирая ноги у входа.

— Что вы будете пить?

— Ничего. К сожалению, мне сейчас нельзя ничего спиртного.

— Да, я знаю, — сказала она. — Вы ведь «врач без границ». О вас много говорят, и не только здесь, но и в Нанте. Я восхищаюсь вами, г-н де Лепиньер.

Разговор сразу же принял неприятный для меня оборот. Чтобы не показаться деревенщиной, я наконец согласился выпить чашечку кофе.

— Муж очень огорчится, что не застал вас, — продолжала она. — Он так переживает из-за того, что его разногласия с вашим отцом никак не разрешатся. Ведь так просто было бы привести в порядок ту дорогу, на которой я вас чуть не сбила. Вам, конечно, все известно.

— И да и нет. Понимаете, я ведь здесь ненадолго. Так что я предоставляю отцу разбираться с размежеванием земель самому.

— Все же было бы неплохо, если бы вы с ним переговорили. Мы не будем чувствовать себя дома, пока все не уладится. Это совсем несложно — стоит лишь захотеть.

— Хотелось бы сделать вам приятное, — сказал я. — Но, к несчастью, отец сейчас в отлучке. К тому же я вспомнил… Тот участок принадлежит матери.

Ингрид отхлебнула чаю, стараясь выиграть время.

— Могу я быть с вами откровенной?

— Прошу вас.

— Если бы все зависело только от вашего отца, мы бы с ним наверняка договорились: они с моим мужем неплохо ладят. О себе я не говорю, предпочитаю держаться в стороне от этих раздоров. Но вот г-жа Лепиньер… вы ее хорошо знаете… помогите же мне.

— С ней бывает нелегко.

Ингрид улыбнулась.

— Вы, как сын, называете это так, — вздохнула она. — Вся беда в том, что она нас не любит. Похоже, она не может нам простить, что мы купили землю, назначенную к продаже. Подите поймите ее. Но мне не хотелось бы утомлять вас этими разговорами. Вы снова собираетесь ехать туда?

— Туда или еще куда-нибудь. Я как иезуит. Сам себе не принадлежу. Еду туда, куда призывает меня людское горе.

Я тут же сам на себя разозлился за эти громкие слова. Нет, я не унижусь до того; чтобы бахвалиться перед этой дамочкой, от которой за версту несет большими деньгами. Я встал.

— Вы ведь не торопитесь, — сказала она. — Пойдемте… Я покажу вам дом. Теперь, когда вы знаете дорогу, я надеюсь иногда вас здесь видеть.

Что за неприятная обязанность, старина. Тяжкая светская обязанность. «Ах, это и в самом деле очень красиво… Все говорит об отменном вкусе… А что за дивный вид на лес, просто глаз радуется…» Я вкладывал в свои похвалы злую иронию, которой она, казалось, не замечала. Она шла впереди меня, распахивала двери, вежливо сторонилась, прилежно играя роль гида. Она что, дурочка? Осмотр завершился в гараже, забитом досками, мешками с цементом, электрическими проводами. Здесь я узнал, что, по желанию владельца, двери гаража распахивались автоматически, реагируя на свет фар. В целом — боевая ничья. У Белло были деньги, у меня — имя. Возможно, именно эту мысль она и старалась мне внушить. Она отвезла меня обратно на перекресток, где на траве валялся мой мопед. Приложила палец к губам.

— Не говорите дома, что вы упали. Меня обвинят в том, что я нарочно все подстроила. Не стоит еще больше обострять отношения. — Кокетливо наклонив голову, она протянула мне руку. — Скажем друг другу «до свидания»?

Что бы ты ей ответил на моем месте? «Ну разумеется» или что-нибудь в этом духе. Признаюсь, я так и сделал. Она проводила меня взглядом. Неловко было ощущать себя объектом ее настойчивого внимания. Для нее «врач без границ» — что-то вроде панды или утконоса. Она так и осталась стоять посреди дороги, и я перестал ее видеть в зеркале заднего обзора, только когда свернул на частную аллею, ведущую к Керрареку. Но то утро поистине было утром встреч. Передо мной на велосипеде ехал почтальон. Заслышав меня, он остановился, покопался у себя в сумке и протянул мне конверт. «Г-ну Дени де Лепиньеру. Это из Парижа». Я притворился, будто мне это безразлично. Только не показывать вида при почтальоне — он здесь не последний из тех, кто влияет на общественное мнение. Но сердце у меня забилось сильнее. Я положил в карман конверт со штемпелем нашей постоянной миссии в Париже. Давио, как всегда осторожный и скрытный, засунул отцовское письмо во второй, с виду самый обычный конверт. Я пошел по тропинке, ведущей к пруду. Хотелось побыть одному. Я присел на сваленные в кучу бревна и разорвал верхний конверт. На втором было множество вычеркнутых надписей. Просто чудо, что письмо не затерялось. Нервничая, я развернул его.