Буало-Нарсежак - Любимец зрителей. Полное собрание сочинений. Том 9

— Тебе здесь не страшно? — бывало, спрашивал я.

— А чего мне бояться? — отвечала она. — Кто сюда забредет? К тому же у меня есть оружие.

— Ты шутишь?

— И не думаю. Внизу стоят ружья моего мужа.

— А ты умеешь из них стрелять?

— Ну конечно. Мы с мужем уже стреляли в уток. Дорогой Дени, за кого ты меня принимаешь?

Понемногу я рассказывал ей о своей жизни в Таиланде. О Ти-Нган, разумеется, ни слова. Этого никто не должен был знать. Но постепенно, урывками, она узнала все остальное. Она умела слушать, держалась по-товарищески, к месту задавала вопросы. Мне пришло в голову, что там, на месте, она, как бывшая медсестра, была бы мне полезна. Помнится, как-то раз я даже сказал:

— Жаль, что ты замужем… А то бы я взял тебя с собой, когда поеду обратно.

Я сболтнул это просто так, не придавая никакого значения сказанному; но со временем ты узнаешь, какую важную роль сыграли мои слова. Впрочем, все, о чем я тебе пишу, чрезвычайно важно. В этой истории любая деталь похожа на зуб крутящейся шестеренки. Итак, лишь какое-то время спустя произошло событие, перевернувшее мою жизнь. Между тем лечение, предписанное мною Клер, начинало давать результаты. Она стала не такой взбалмошной, или, если хочешь, уже не изображала из себя неразумное дитя. Понятия не имею, какова была доля притворства — разумеется неосознанного — в ее обычном поведении, да это и не важно, ведь я не невропатолог. Все, чего я хотел, это чтобы она не донимала меня с утра до вечера. Я готов был гулять с ней, кататься на лодке — она обожала эти долгие путешествия по протокам, где она помнила каждый поворот, — но иногда я нуждался в одиночестве. В такие минуты я бросался на кровать и размышлял об Ингрид, об отце, о матушке, о своем положении, день ото дня все более запутанном. Я считал, что поступаю как трус, предоставив событиям идти своим чередом вместо того, чтобы отрезать по живому. Мне бы следовало порвать с Ингрид. Эта нелепая связь все равно не могла продолжаться долго и наверняка привела бы к печальным последствиям; из-за нее я не решался открыто заявить матери: «Давай поговорим о письме, которое оставил тебе отец. Ты знаешь, что он потребует развода. Как ты намерена поступить?» Меня бы ждал немедленный и жестокий отпор. «А что намерен делать ты сам с той тварью, с которой встречаешься? Достойный пример для твоей сестры!» Требуется крепкое здоровье, чтобы вынести подобные сцены; мое же было слишком подорвано, чтобы противостоять матушке и тетке. Зато я мог пользоваться обходными путями, что и сделал, не откладывая. Я пожаловался на то, что в моей комнате слишком сыро.

— Это что-то новенькое, — недовольно заметила матушка. — Раньше она тебе нравилась.

— Возможно. Но теперь она мне уже не нравится. В ней я плохо себя чувствую.

— Так что же ты хочешь?

— Папину комнату. Там окна так удачно расположены, что всю вторую половину дня светит солнце.

Матушка с теткой переглянулись. Я продолжал как ни в чем не бывало:

— Этой комнатой сейчас никто не пользуется, и очень жаль… Думаю, папа не скоро вернется… если он вообще вернется.

Пауза. Затем матушка пробормотала:

— Что за дикая мысль!

Ясно было, что мой план пришелся ей не по вкусу. Пока я жил в своей прежней комнате, я оставался сыном… блудным сыном, с которым мирятся с большим трудом, и все же, вопреки очевидности, — малолетним мальчуганом в коротких штанишках, которому нечего лезть в родительские дрязги. Если же я переберусь в отцовскую комнату, это сразу придаст мне нежелательный вес, и, возможно, тогда придется ответить на мои вопросы.

Сам понимаешь, все это высказывалось в смягченной, завуалированной форме — лишь брошенные невзначай намеки на мысли.

— Там лежат все его вещи, — продолжала матушка.

— Что ж, я их перенесу в свою комнату.

— Я думала, ты приехал всего на несколько недель?

— Чуть больше, чуть меньше, — возразил я, — что от этого меняется. Если, когда папа вернется, я еще не уеду, я, конечно, уступлю ему место.

«Папа вернется!» Я почувствовал, что эти слова действуют на нее, как игла шприца, нащупывающая вену. Но ей удалось сдержаться; вместо нее поморщилась тетка. В тот день я не стал развивать полученное преимущество, но больше не сомневался, что в конце концов вызову их на откровенный разговор. Бедный отец! Он и правда нуждался если не в соратнике, то в адвокате. Я долго катался на плоскодонке вместе с Клер, орудовавшей шестом как заправский лодочник. Она гнала лодку по водным дорожкам, о существовании которых я и не подозревал. Тростники хлестали нас по лицу, а она хохотала.

— Рассказать тебе сказку о маленьком принце?

Нет. Это ей было неинтересно. Захваченная нашим опасным плаванием, она зорко, как болотный зверек, озиралась вокруг. Кому будет поручено воспитание этой дикарки после неизбежного развода? А пока суд не вынесет решение и не кончится бракоразводный процесс, ее отправят в психиатрическую клинику. При чем же тут я? Что мне следует предпринять?

В тот же вечер я поведал о своих сомнениях Ингрид. Впервые я заговорил с ней о своем необычном семействе. Конечно, многое я скрыл и вообще старался не выдавать свое беспокойство. Сам понимаешь, я не показывал ей отцовское письмо. Просто упомянул, что он в отъезде и, вероятно, вернется еще не скоро, коснулся психического состояния сестры и той удушливой атмосферы, которая царила в замке. Выговорившись, я ощутил огромное облегчение. Если бы рядом не оказалось Ингрид, я бы, верно, излил душу деревьям, тростникам, притаившимся обитателям болот. Она слушала меня с напряженным вниманием.

— Даже не верится, — сказала она. — Настоящий роман.

Забавно, не правда ли? Ты говорил мне то же самое. Стоит мне откровенно рассказать кому-нибудь о своих родных, — осечки не бывает. Всем кажется, что я живу с героями романа.

— А как же твой отец, — продолжала она, — он ведь уехал не насовсем? Ты знаешь, как с ним связаться?

— В том-то и дело, что не знаю.

— Как же так? Выходит, он исчез бесследно?

— Пожалуй, это самое подходящее слово.

— Возможно, в этом замешана женщина?

Помявшись, я только пожал плечами.

— Разве он не был бабником? — настаивала она.

— Что за вздор! Кто тебе это сказал?

— Да нет. Я просто пытаюсь понять. Из-за чего мужчина мог вот так вдруг оставить свою семью? А твоя мать не заявила в полицию? Я бы на ее месте… Ох, извини… Я веду себя так, точно речь идет обо мне. Твоего отца я знаю только со слов мужа. У меня о нем сложилось благоприятное впечатление. Но что это доказывает? Вообще-то мужчины — жалкий народец! О тебе я не говорю… пока. Но вот Роже! Иной раз меня просто тошнит от его секретарш, клиентов… Теперь вот новая выдумка — надумал открыть магазин в Бордо. Он хочет, чтобы я поехала туда с ним на будущей неделе.