Агата Кристи - Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

— Простите, — повторил он. — Я сделал вам больно.

— Ничего… вы не виноваты… У меня был ребенок, который умер, только и всего.

— У вас был ребенок? Я считал, что вы всего полгода как вышли за Беттертона.

Покраснев, Хилари торопливо сказала:

— Да, конечно. Но… я была замужем раньше, с первым мужем я разошлась.

— Понятно. Самое страшное здесь то, что мы ничего не знаем о прошлой жизни друг друга и в любой момент можем ляпнуть что-нибудь не то. Странно сознавать, что я о вас, собственно, ничего не знаю.

— И я о вас тоже. Где вы воспитывались, ваша семья…

— Я воспитывался в чисто научной атмосфере. Можно сказать, дитя колб и пробирок. Ни о чем другом у нас не думали и не говорили. Но самым способным в семье был не я.

— А кто же?

— Моя двоюродная сестра. Вот она была гениальна. Могла бы стать второй Мари Кюри [212] Мария Склодовская-Кюри — польский химик и физик. Жила во Франции и вместе с мужем Пьером Кюри занималась исследованием радиоактивных явлений, открыла радий, полоний и другие элементы. и делать потрясающие открытия.

— Что с ней сталось?

— Ее убили, — коротко ответил Питерс.

Хилари решила, что девушка погибла во время войны, и мягко спросила:

— Вы любили ее?

— Больше всех на свете. Какого черта! — встрепенулся он. — У нас достаточно и сегодняшних забот. Поглядите-ка на нашего норвежского друга: он весь словно из дерева, не считая глаз. А этот его замечательный поклон — словно за веревочку дернули.

— Это потому, что он такой длинный и тощий.

— Не такой уж он длинный. Примерно моего роста — пять футов одиннадцать дюймов, ну, шесть футов, не больше.

— Впечатление бывает обманчиво.

— Да, это как с приметами в паспорте. Возьмите того же Эриксена. Рост шесть футов, волосы светлые, глаза голубые, лицо вытянутое, нос средний, рот обычный. Если даже добавить сведения, отсутствующие в паспорте, — что по-английски он говорит правильно, но чересчур старательно, что держится слишком чопорно, — все равно у вас не будет никакого представления о том, как наш Тор к ил выглядит на самом деле. Что случилось?

— Ничего.

Хилари не отрываясь смотрела на Эриксена. Приметы, которые только что перечислил Питерс, почти слово в слово повторяли то, что она слышала от Джессопа о Борисе Глыдре. Может быть, поэтому ей всегда было не по себе в его присутствии? Неужели… — Резко повернувшись к Питерсу, она спросила:

— Скажите, а он в самом деле Эриксен? Он не может оказаться кем-нибудь еще?

— Кем именно? — удивленно воззрился на нее Питерс.

— Ну… в общем, мне кажется… а не мог он выдать себя за Эриксена?

— Думаю, что нет, — после некоторого размышления сказал Питерс, — вряд ли. Для этого он должен быть ученым… и потом, Эриксен слишком известен.

— Но, по-моему, из находящихся здесь никто его раньше не встречал. Я не хочу сказать, что он непременно не тот, за кого себя выдает, но он мог бы быть Эриксеном и одновременно — кем-то другим.

— То есть Эриксен мог бы вести двойную жизнь? Что ж, это, конечно, возможно, хотя маловероятно.

— Вы правы, — согласилась Хилари, — маловероятно.

Конечно, Эриксен не мог быть Борисом Глыдром. Но почему Олив Беттертон так старалась предостеречь Тома? Вдруг она знала, что Борис собирается проникнуть в Учреждение? Вдруг человек, представившийся в Лондоне Борисом Глыдром, вовсе не был таковым? Вдруг он на самом деле был Торкилом Эриксеном? Приметы совпадают, со дня прибытия он не отходит от Тома и явно опасный человек — кто знает, что таится за этими блеклыми мечтательными глазами…

Хилари поежилась.

— Что с вами, Олив? Что случилось?

— Ничего. Смотрите, заместитель директора собирается сделать какое-то объявление.

Доктор Нильсон поднял руку, призывая к тишине, и заговорил в установленный на трибуне микрофон.

— Друзья мои, коллеги! Просьба ко всем завтра не выходить за пределы Резервного крыла. Сбор и перекличка в одиннадцать утра. Все продлится не больше суток. Приношу вам свои извинения за доставленные неудобства. На доске вывешена соответствующая информация.

Он с улыбкой ретировался, и вновь раздалась музыка.

— Надо мне снова заняться этой Дженнсон, — заявил Питерс. — Вон она стоит у колонны, напустив на себя строгий вид. Я хочу выяснить, что это за Резервное крыло.

С этими словами он удалился. Хилари продолжала сидеть в глубокой задумчивости. Может быть, она просто впечатлительная дурочка? Торкил Эриксен — Борис Глыдр?

Перекличка проводилась в большом лекционном зале. Всех вызывали поименно, затем построили в колонну и куда-то повели.

Путь как всегда лежал через хитросплетения коридоров. Хилари, шедшая рядом с Питерсом, заметила, что в руке он держит миниатюрный компас и незаметно сверяет по нему направление.

— Не то чтобы от этого была какая-то польза, — невесело прошептал он, — во всяком случае, сейчас. Но когда-нибудь — чем черт не шутит.

В конце коридора была дверь, перед которой колонна на мгновение остановилась. Питерс достал портсигар, и тут же раздался властный голос Ван Хейдема.

— Просьба не курить. Вас ведь предупреждали.

— Прошу прощения, сэр. — Питерс так и застыл с портсигаром в руке.

Через некоторое время всех повели дальше.

— Как стадо овец, — с отвращением сказала Хилари.

— Не отчаивайтесь, — пробормотал Питерс. — В стадо затесалась одна паршивая овца и замышляет недоброе.

Хилари благодарно улыбнулась.

— Женская спальня направо, — сказала мисс Дженнсон и повела дам в указанном направлении.

Мужчин повели налево.

Спальня представляла собой большую комнату, своим стерильным видом напоминающую больничную палату. Вдоль стен выстроились кровати с полиэтиленовыми занавесками, которые при необходимости можно было задернуть. У каждой постели стоял шкафчик.

— Обстановка, как видите, простая, — сказала мисс Дженнсон, — но все удобства имеются. Ванная — направо, общая гостиная — в конце коридора.

Общая гостиная, где все они встретились вновь, была обставлена на манер зала ожидания в аэропорту. У стены — бар с закусками. Вдоль другой стены тянулся ряд книжных полок.

День прошел вполне мило. На маленьком переносном экране им показали два кинофильма.

Помещение освещалось лампами дневного света, что должно было компенсировать отсутствие окон. К вечеру их заменили на другие, дававшие мягкий вечерний свет.

— Умно, — одобрительно заметил Питерс. — Хотят свести до минимума ощущение замурованного заживо.

«Как же мы беспомощны, — подумалось Хилари. — Где-то совсем рядом — проверяющие из внешнего мира, а у нас никаких шансов связаться с ними и позвать на помощь. Все спланировано, как обычно: эффективно и безжалостно».