Агата Кристи - Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

Мисс Дженнсон возмущенно посмотрела на него.

— Наш директор, — изрекла она строго, — замечательный человек.

Провожая взглядом ее фигурку в привычном белом коридоре, Питерс присвистнул.

— Мне почудилось, или я слышал что-то вроде «хайль Гитлер»?

— Именно так это и прозвучало.

— Беда в том, что в нашей жизни никогда не знаешь, куда попадешь. Если бы я, мечтавший, как мальчишка, о всемирном братстве людей, знал, уезжая из Штатов, что попаду в когти очередного проходимца, рожденного быть диктатором… — Он воздел руки к небу.

— Положим, наверняка вы этого не знаете и сейчас, — поправила его Хилари.

— Это носится в воздухе, — парировал Питерс.

— Господи, — воскликнула Хилари, — как я рада, что здесь оказались вы! — И тут же зарделась под его вопросительным взглядом.

— Вы такой симпатичный и простой, — попыталась она исправить свою оплошность.

Питерса это явно позабавило.

— В наших краях, — заявил он, — в похвалу «простым» не называют. У нас простой — это так себе, серый.

— Вы же понимаете, я не это имела в виду. Я хотела сказать, что вы такой же, как все. Боже мой, что я несу! Я не хотела вас обидеть.

— Одним словом, вы соскучились по нормальным людям? Сыты по горло гениями?

— Да. И потом, вы изменились со времени приезда сюда. В вас стало меньше горечи… меньше ненависти.

Лицо Питерса омрачилось.

— Вот тут вы ошибаетесь, — бросил он, — Ненависть никуда не делась. Поверьте, в этой жизни есть многое, что надо уметь ненавидеть.

Обещанное мисс Дженнсон собрание состоялось после ужина. Все научные сотрудники Учреждения собрались в лектории.

Среди слушателей не было только обслуживающего персонала: лаборантов, кордебалета, прислуги и группы девиц легкого поведения, обеспечивавших женское тепло сотрудникам, приехавшим без жен и не нашедших себе подруг среди коллег женского пола.

Сидя рядом с Беттертоном, Хилари с напряженным любопытством ждала появления на трибуне почти легендарного директора. Беттертон в ответ на ее настойчивые расспросы о личности человека, контролирующего Учреждение, отвечал уклончиво и маловразумительно.

— С виду он ничего особенного из себя не представляет, — заявил он, — но у него потрясающая аура [206] Аура — невидимое излучение, окружающее человека или предмет. . Я его и видел-то раза два, он редко показывается на людях. Он человек незаурядный, это чувствуется, однако, по правде сказать, объяснить секрет его воздействия я не могу.

Под влиянием благоговейных речей мисс Дженнсон и некоторых других дам у Хилари создался туманный образ таинственного директора — высокого человека с золотистой бородой, в белых одеждах — живого воплощения некоей божественной абстракции.

Каково же было ее изумление, когда все дружно встали с мест, а на трибуну неспешно поднялся смуглый и довольно плотный пожилой мужчина. Внешность у него была самая что ни на есть заурядная, вроде какого-нибудь бизнесмена из Центральной Англии. Национальность его определить было трудно: он обращался к аудитории попеременно на трех языках, причем не повторяясь. По-французски, по-английски и по-немецки он говорил одинаково свободно.

— Прежде всего позвольте мне, — начал он, — приветствовать наших новых коллег.

Для каждого из вновь прибывших у него нашлось несколько теплых слов.

После этого директор перешел к целям и чаяниям Учреждения.

Впоследствии, пытаясь вспомнить его слова, Хилари обнаружила, что не в состоянии воспроизвести их сколько-нибудь подробно: может быть, потому, что они на поверку оказались банальными и избитыми. Все дело в том, как эти слова были сказаны.

Хилари вспомнила рассказ одной подруги, жившей до войны в Германии, о том, как та из чистого любопытства пошла на митинг послушать «этого кривляку Гитлера» — и от захлестнувших ее чувств истерически разрыдалась. Каждое слово представлялось ей тогда мудрым и вдохновляющим, а потом она недоумевала, что же могла в этих словах найти.

Нечто подобное происходило теперь с Хилари. Помимо воли ее увлек этот поток красноречия. Директор даром времени не тратил. Прежде всего он заговорил о молодежи, которой принадлежит будущее человечества.

— Накопленное богатство, престиж, влиятельные семьи — вот что правило миром прежде. Но сегодня власть в руках молодых. Власть принадлежит умам — уму химика, физика, врача… Из научных лабораторий исходит великая сила разрушения. Обладая ею, можно сказать: «Покорись или погибни!». Такую силу нельзя доверить тому или иному государству. Она должна быть в руках тех, кто ее создает. Здесь, в нашем Учреждении, собрана мощь всего мира. Вы явились сюда со всех концов земного шара, принеся с собой свои гипотезы и открытия. А еще вы принесли с собой молодость! Здесь нет никого старше сорока пяти лет. Настанет день, когда мы создадим Трест, Научный Трест Мыслителей, и будем править миром. Мы будем диктовать условия капиталистам и королям, предприятиям, армиям. Мы дадим миру Pax Scientifica [207] Мир Научный (лат). .

И далее в том же пьяняще-манящем духе… Но дело было не в словах. Как ни холодны и критичны были умы сидевших в зале ученых, их увлекала личность оратора, его уверенность и напор приводили их в странное исступление, истоки которого до сих пор почти не известны.

Мужество и воля к победе! А теперь — покойной ночи! — внезапно завершил свою речь директор, и Хилари, как сомнамбула [208] Сомнамбула — лунатик, человек, страдающий особым видом расстройства сознания, при котором во сне может автоматически совершать некоторые привычные и несложные действия. , вышла из лектория. На лицах окружавших ее людей отражалось то же необъяснимое воодушевление. Особенно хорош был Эриксен: блеклые глаза его сияли, голова была вдохновенно вскинута.

Незаметно подошедший Энди Питерс шепнул Хилари на ухо:

— Поднимемся на крышу. Надо развеяться.

Они молча сели в лифт и через минуту оказались под звездным небом среди пальм. Питерс жадно вдохнул свежего воздуха.

— Да, — сказал он, — это то, что надо. Проветриться, чтобы развеять это наваждение и перестать видеть небо в алмазах [209] Выражение из оды английского поэта и теоретика искусства Уильяма Вордсворта (1770–1850). «Предвкушение бессмертия» (1807). .

Хилари тяжело вздохнула. Она все еще была словно во сне.

Он дружески потрепал ее по руке.

— Довольно, Олив, хватит.

— Небо в алмазах, — сказала Хилари. — Вы знаете, это и в самом деле завораживает.

— Говорю вам, довольно! Будьте женщиной, спуститесь с небес на землю. Когда у вас пройдет отравление веселящим газом, вы поймете, что все это старо как мир.

— Но какой притягательный идеал…