Агата Кристи - Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

— Ты ведь не терпишь лицемерия, Иза. Зачем же принуждаешь меня кривить душой? Тебе известно, что мы с Себеком друг друга недолюбливали. Он изо всех сил старался досадить мне и заставлял делать то, что мне не нравится. Обращался со мной как с ребенком. В поле поручал самую унизительную работу, которая под силу даже детям. Часто дразнил меня и смеялся надо мной. А когда отец решил наделить меня вместе со старшими братьями правами на владение его имуществом, Себек убедил его этого не делать.

— Откуда ты знаешь, что именно Себек убедил его?

— Мне сказал Камени.

— Камени? — подняла брови Иза и, сдвинув набок накладные волосы, почесала голову. — Значит, Камени? Очень интересно.

— Камени сказал, что услышал об этом от Хенет, а Хенет, как известно, все знает.

— Тем не менее, — сухо заметила Иза, — на этот раз Хенет ошиблась. Оба, и Себек и Яхмос, не сомневаюсь, считали, что ты слишком молод для участия в управлении хозяйством, но твоего отца убедила я, а не они.

— Ты, бабушка? — Ипи уставился на нее с искренним удивлением. Потом мрачно насупился, и цветок упал на пол. — Зачем ты это сделала? Какое тебе до всего этого дело?

— Дела моей семьи — это и мои дела.

— И отец послушался тебя?

— Не сразу, — ответила Иза. — Но я преподам тебе урок, внук мой. Женщины идут не проторенным, а окольным путем и способны научиться, если не обладают этим даром от рождения, пользоваться слабостями мужчин. Ты, может, помнишь, что я как-то по вечерней прохладе прислала на галерею Хенет с игральной доской?

— Помню. Мы с отцом принялись играть. Ну и что с того?

— А вот что. Вы сыграли трижды. И всякий раз, поскольку ты играешь лучше, ты выигрывал у отца.

— Верно.

— Вот и все, — сказала Иза, прикрывая глаза. — Твой отец, как все слабые игроки, не любит проигрывать, да еще такому щенку, как ты. Тогда он сразу припомнил мои слова и решил, что еще рано брать тебя в совладельцы.

С минуту Ипи не сводил с нее глаз. Потом расхохотался — не очень, правда, весело.

— Ты умница, Иза, — сказал он. — Да, ты, может, и старая, но очень умная. В этой семье только у нас с тобой есть мозги. В нашей игре первую партию выиграла ты. На во второй, увидишь, победу одержу я. Поэтому берегись, бабушка.

— Так я и намерена поступить, — откликнулась Иза. — А в ответ на твои слова позволь мне в свою очередь посоветовать тебе поберечься. Одного из твоих братьев уже нет в живых, второй чуть не умер. Ты тоже сын своего отца, а поэтому и тебя может ждать та же участь.

Ипи презрительно рассмеялся.

— Я этого не боюсь.

— Почему? Ты тоже угрожал Нофрет и оскорблял ее.

— Нофрет? — В его голосе явно слышалось пренебрежение.

— Что у тебя в мыслях? — вдруг спросила Иза.

— Мои мысли оставь мне, бабушка. Могу заверить тебя, что Нофрет и ее загробные проделки меня мало волнуют. Пусть вытворяет что хочет.

За его спиной раздался вопль, и в покои ворвалась Хенет.

— Самонадеянный юнец! — воскликнула она. — Бросить вызов усопшей! После всего, что произошло? И на тебе даже нет амулета, чтобы защитить себя!

— Защитить? Я сам себя сумею защитить. Прочь с дороги, Хенет! Меня ждут дела. Эти ленивые землепашцы наконец-то почувствуют руку настоящего хозяина.

И, оттолкнув Хенет, Ипи удалился.

Иза не стала слушать жалобы и сетования Хенет.

— Перестань ныть, Хенет. Может, Ипи и знает, что делает. Во всяком случае, ведет он себя довольно странно. Лучше скажи мне вот что: говорила ли ты Камени, что это Себек убедил Имхотепа не включать Ипи в число совладельцев?

— Я слишком занята делами по дому, — снова по привычке запричитала Хенет, — чтобы бегать и с кем-то вести беседы, а уж меньше всего с Камени. Я бы с ним и словом не перекинулась, если бы он сам не затеял со мной разговора. Он умеет расположить к себе, ты не можешь не признать этого, Иза, и не я одна думаю так… Если молодая вдова хочет снова выйти замуж, она обычно выбирает себе красивого молодого человека, хотя я не совсем представляю, как отнесется к этому Имхотеп. Камени всего-навсего младший писец.

— Это не имеет отношения к делу! Говорила ли ты ему, что именно Себек был против того, чтобы Ипи включили в число совладельцев?

— По правде говоря, Иза, я не помню, было это сказано или нет. Во всяком случае, я не ходила и не искала, с кем бы об этом поговорить. Но слухи всегда найдут себе дорогу, к тому же ты сама знаешь, что Себек кричал, да и Яхмос заявлял, между прочим, тоже, только не так громко и не так часто, что Ипи еще ребенок и что это ни к чему хорошему не приведет, и потому Камени сам мог слышать эти слова, а не выведать их у меня.

Я никогда не занимаюсь сплетнями, но язык дан человеку, чтобы говорить, а я, между прочим, не глухонемая.

— Да, уж в этом я не сомневаюсь, — согласилась Иза. — Но язык, Хенет, порой может стать и оружием. Язык может оказаться причиной смерти, и не одной. Надеюсь, твой язык, Хенет, еще не лишил никого жизни.

— Как ты можешь такое говорить, Иза! И что у тебя в мыслях? Все, что я когда-либо говорила, я готова поведать целому миру. Я так предана вашей семье, что готова сама умереть за любого из вас. Но никто не ценит мою преданность. Я обещала их дорогой матери…

— Ха, — перебила ее Иза, — наконец-то мне несут жирную куропатку с приправой из порея и петрушки. Пахнет очень вкусно, значит, сварили на славу. Раз уж ты так нам предана, Хенет, попробуй кусочек — на тот случай, если туда положили отраву.

— Иза! — издала очередной вопль Хенет. — Отраву! И как у тебя язык поворачивается говорить подобные вещи! Ее же варили у нас на кухне!

— Все равно кому-нибудь придется попробовать, — сказала Иза. — На всякий случай. Лучше тебе, Хенет, поскольку ты готова умереть за любого из нас. Не думаю, что смерть будет слишком мучительной. Ешь, Хенет. Посмотри, какая куропатка сочная, жирная и вкусная. Нет, спасибо, я не хочу лишиться моей маленькой рабыни. Она еще совсем юная и веселая. У тебя же лучшие годы уже позади, Хенет, и ничего страшного не произойдет, если с тобой что и случится. Ну-ка, открой рот… Вкусно, не правда ли? Что это ты прямо позеленела от страха? Тебе что, не понравилась моя шутка? Видать, нет. Ха-ха-ха!

И Иза покатилась со смеху, потом, вдруг сделавшись серьезной, принялась с жадностью за свое любимое блюдо.

После долгих споров и множества исправлений послание было наконец составлено, и Хори вместе с двумя храмовыми писцами записал его на свитке папируса.

Первый шаг был сделан.

Жрец подал знак зачитать послание вслух.

— «Лучшему среди достойнейших духу Ашайет!

Прими весть от твоего брата и мужа. Не забыла ли сестра своего брата? Не забыла ли мать рожденных ею детей? Разве не ведомо достойнейшей Ашайет, что ее чадам угрожает злой дух? Уже Себек, ее сын, отравленный ядом, ушел в Царство Осириса.