Агата Кристи - Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

— Да, это была ложь. И, как ни странно, вместе с тем и не ложь. Я начинаю верить, что это была правда. Попытайся понять, Сандра. Ты ведь знаешь людей, которые всегда находят благовидный предлог для того, чтобы как-то завуалировать свои далеко не благовидные поступки, людей, которые «должны быть честными», хотя на самом деле просто не желают быть добрыми. Они считают «своим святым долгом» непременно передать вам, что такой-то сказал то-то. Они настолько привыкли лицемерить, что до гробовой доски доживают с убеждением, что все подлости и низости совершались ими из чистого альтруизма. А теперь постарайся представить себе, что существуют люди противоположного склада, изверившиеся в себе и в жизни, циничные, склонные видеть в своих поступках только дурное. Когда я с тобой познакомился, то понял: ты та женщина, которая была мне нужна. Это-то уж, во всяком случае, не ложь. И сейчас, оглядываясь на прошлое, я прихожу к убеждению, что если бы это было не так, я бы ничего не добился.

— Ты не был в меня влюблен, — сказала она с горечью.

— Да. Я вообще ни в кого не был влюблен. Я был изголодавшимся бесполым существом, кичившимся своим чистоплюйством. И вдруг я влюбился, буквально с первого взгляда. Это была слепая, сумасшедшая, щенячья любовь. Как летняя гроза — налетела, отшумела и прошла. Поистине — как «сказка в пересказе глупца. Она полна трескучих слов и ничего не значит…» [97] Шекспир, «Макбет», акт V, сц. 5. (Перев. Б. Пастернака.) .

Помолчав, он добавил:

— Здесь, в Ферхейвене, я очнулся и понял самое главное.

— Что же?

— Единственное, что для меня по-настоящему что-то значило, была ты. Возможность сохранить твою любовь.

— Если б я знала! — сказала Сандра тихо.

— А что ты думала?

— Я думала — ты собираешься уехать с ней. Навсегда.

— С Розмэри? — Он усмехнулся. — И обречь себя на пожизненную каторгу?

— Разве Розмэри не хотела, чтобы ты с ней уехал?

— Хотела.

— Что же помешало?

Стивен тяжело вздохнул. Они снова вернулись к тому, с чего начали, снова стояли на краю пропасти.

— Помешал «Люксембург», — сказал он.

Они молчали, зная, что думают об одном и том же. О посиневшем от цианистого калия женском лице, таком прекрасном минуту назад… Они, застыв, смотрят на нее, потом одновременно поднимают глаза и встречаются взглядом…

— Постарайся забыть, Сандра. Ради Бога, забудем.

— Это бесполезно. Нам не дадут забыть.

Помолчав, она спросила:

— Что делать дальше?

— Ты же сама сказала. Не прятаться. Пойти на этот кошмарный вечер, какую бы цель он ни преследовал.

— Я вижу, версия Бартона об исцелении Айрис тебя не удовлетворила.

— Нет. А тебя?

— Сама по себе она вполне правдоподобна. Но если даже и так, то все равно это не главное.

— А что, по-твоему, главное?

— Не знаю, Стивен. Но я боюсь.

— Джорджа Бартона?

— Да. Мне кажется, он знает.

— Знает — что? — спросил Стивен резко.

Она медленно повернула голову. Глаза их встретились.

— Мы не должны бояться, — сказала она тихо. — Надо собрать все наше мужество. Ведь тебя ждет слава, Стивен. Ты нужен человечеству. И ничто не должно этому помешать. А я твоя жена, и я люблю тебя.

— Как ты думаешь, Сандра, для чего затеяна эта вечеринка?

— Мне кажется, это ловушка.

— И мы позволим, чтобы нас туда заманили?

— Мы ни в коем случае не должны показывать, что подозреваем ловушку.

— Это верно.

Неожиданно Сандра, откинув назад голову, громко расхохоталась.

— Делай свое черное дело, Розмэри! Ты все равно проиграла.

Стивен сжал ей плечо:

— Успокойся, Сандра, Розмэри больше нет.

— Ты в этом уверен? Иногда… иногда мне кажется, что она жива.

Дойдя до середины парка, Айрис остановилась.

— Что, если я сейчас тебя покину, Джордж? Мне хочется прогуляться. Я поднимусь на Фрайерс-Хилл и вернусь лесом. У меня с утра ужасно болит голова.

— Бедная девочка! Конечно, иди. К сожалению, я должен вернуться. Ко мне обещал зайти днем один человек, но не сказал точно когда.

— Ну хорошо. Пока. Увидимся за чаем.

Она круто свернула с тропинки и быстрым шагом направилась к лиственничной роще, опоясывавшей холм.

Добравшись до гребня холма, она перевела дыхание. День был сырой и душный, типичный октябрьский день. Густая влага окутала листву, нависшие сырые облака предвещали дождь. Здесь, наверху, воздуха было не больше, чем в долине. Но все же дышалось немного легче.

Айрис села на ствол поваленного дерева и посмотрела вниз. Перед ней простиралась долина; в лесистой лощине приютился Литл-Прайерс. Еще дальше, слева от него, белел Ферхейвен.

Подперев рукой подбородок, она рассеянным взглядом обводила пейзаж.

Легкий шум за спиной, похожий на шорох падающих листьев, заставил ее резко обернуться. Ветви раздвинулись, и из-за деревьев вышел Энтони Браун.

— Тони! Ну почему вы всегда должны появляться, как дьявол в пантомиме? [98] Пантомима — рождественское представление для детей — как правило, инсценировка народной сказки с музыкой и пением. — воскликнула она с шутливым упреком.

Энтони опустился на землю рядом с ней. Вынув портсигар, он предложил ей сигарету и, когда она отказалась, закурил сам. Сделав первую затяжку, он сказал:

— Потому, что я «таинственный незнакомец», если пользоваться газетным лексиконом. Я люблю возникать из ниоткуда.

— А как вы догадались, где я?

— С помощью полевого бинокля. Я знал, что вы завтракали у Фарадеев, и потом выследил вас с холма.

— Но почему бы вам не прийти в дом, как сделали бы все обыкновенные люди?

— С чего вы взяли, что я обыкновенный человек? — спросил он притворно оскорбленным тоном. — Я человек необыкновенный.

— Уж в этом я не сомневаюсь!

Он быстро взглянул на нее и спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Нет. Все в порядке. По крайней мере…

Она вдруг остановилась.

— По крайней мере… — повторил Энтони.

Она глубоко вздохнула:

— Мне надоело здесь. Я ненавижу это место. Мне хочется скорее вернуться в Лондон.

— Но ведь вы, кажется, скоро переезжаете?

— На следующей неделе.

— Значит, это был торжественный прощальный завтрак?

— Никакого торжества не было. Были только сами Фарадеи и какой-то их родственник.

— Вам нравятся Фарадеи, Айрис?

— Сама не знаю. Скорее, нет, хотя мне не следует так говорить — они были очень добры к нам все это время.

— А как вы считаете, вы им нравитесь?

— Не думаю. По-моему, они нас ненавидят.

— Очень любопытно!

— Неужто?

— Вы не поняли. Я не о ненависти, хотя, возможно, вы ошибаетесь и никакой ненависти нет. Меня удивило слово «нас». Мой вопрос относился лично к вам.

— Ах вот что… Я думаю, против меня они как раз ничего не имеют. Просто им не нравится, что по соседству живут какие-то чужие люди. Мы с Джорджем никогда не были с ними в особенно близких отношениях. Они ведь дружили с Розмэри.