Агата Кристи - Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

Про себя она подумала, что у нее было гораздо больше оснований запомнить этот день, чем он предполагал. Она еще находилась под впечатлением слов Виктора в то время, когда, сняв трубку, услышала беспечный голос Розмэри — и поняла, как сильно ненавидит жену своего шефа.

— Нам еще повезло, что он так долго не появлялся, — сказал Джордж. — Имело смысл заплатить ему тогда эти пятьдесят фунтов.

— А теперь еще триста фунтов! Это ведь целое состояние.

— Да, но на такую сумму он пусть не рассчитывает. Нужно снова навести справки.

— Лучше всего связаться с мистером Огилви.

Александр Огилви, предприимчивый сметливый шотландец, был их агентом в Буэнос-Айресе.

— Да, срочно пошлите ему запрос. Мать, конечно, уже в истерике. Из-за предстоящего вечера все особенно осложняется.

— Хотите, я с ней останусь?

— Нет, ни в коем случае! Вы непременно должны прийти. Вы нужны мне, Рут. — Он взял ее за руку. — Вы слишком много думаете о других.

— Ну что вы! Я эгоистка. — Улыбнувшись, она спросила: — А может быть, стоит связаться с мистером Огилви по телефону? Сегодня к вечеру мы бы все выяснили.

— Прекрасная мысль! На это денег не жалко.

— Я сейчас этим займусь.

Она мягко высвободила руку и вышла из комнаты.

Джордж принялся за текущие дела.

В половине двенадцатого он взял такси и отправился в «Люксембург».

Ему навстречу вышел Шарль, знаменитый метрдотель «Люксембурга». Низко склонив седую голову, он с улыбкой приветствовал Джорджа:

— Доброе утро, мистер Бартон.

Доброе утро, Шарль. Все готово к вечеру?

— Вы будете довольны, сэр.

— Тот же столик?

— Средний столик в нише. Правильно?

— Да. И вы запомнили насчет лишнего стула?

— Все будет в порядке.

— Вы достали розмарин?

— Да, мистер Бартон. Но мне кажется, это не очень красивые цветы. Может быть, лучше добавить веточки с красными ягодами или несколько хризантем?

— Нет, нет. Только розмарин.

— Хорошо, сэр. Хотите взглянуть на меню? Джузеппе!

Мановением руки Шарль вызвал улыбающегося, низенького, средних лет итальянца.

— Меню для мистера Бартона!

Как по волшебству появилось меню.

Устрицы, бульон, морской язык по-люксембургски, рябчики, жареная цыплячья печенка…

Джордж равнодушно пробежал список.

— Да, да, отлично! — Он отдал меню официанту.

Шарль проводил его до дверей. Понизив голос, он произнес:

— Разрешите вам сказать, мистер Бартон, что все мы очень ценим то обстоятельство, что вы… э… снова обратились к нам.

На лице Джорджа появилось подобие улыбки.

— Что было, то прошло, — сказал он. — К прошлому возврата нет. Все это кончено и забыто.

— Вы правы, мистер Бартон. Вы знаете, как мы были потрясены и огорчены, когда все это случилось. Я искренне надеюсь, что у барышни будет веселый день рождения и что вы останетесь довольны.

Отвесив изящный поклон, Шарль удалился и тут же коршуном налетел на одного из младших официантов, который что-то не так расставлял на столике у окна.

Джордж вышел из ресторана, криво усмехаясь.

Он был человеком, лишенным воображения, и поэтому к ресторану сочувствия не испытывал, хотя, объективно говоря, репутация «Люксембурга» пострадала совершенно незаслуженно. В самом деле, разве виноват ресторан, если Розмэри решила именно там покончить самоубийством или если ее убийца задумал именно там привести в исполнение свой замысел? Но, как большинство людей, одержимых какой-то одной идеей, Джордж неспособен был думать ни о чем другом.

Он позавтракал в клубе и поехал на заседание правления. Результатами разговора он остался доволен. Все шло как положено.

Когда он вернулся в контору, к нему сразу же заглянула Рут.

— Есть вести о Викторе Дрейке.

— Какие же?

— Боюсь, что на сей раз дело плохо. Он довольно долго присваивал казенные деньги.

— Это сказал Огилви?

— Да. Я дозвонилась до него утром, а десять минут назад звонил он сам. Он говорит, что Виктор вел себя очень нагло.

— Это он умеет!

— Но он заверяет, что фирма не станет возбуждать судебное дело, если деньги будут возмещены. Мистер Огилви говорил со старшим из совладельцев фирмы, так что сведения точные. Вся сумма составляет сто шестьдесят пять фунтов.

— Итак, наш друг Виктор надеялся дополнительно прикарманить сто тридцать пять фунтов?

— Боюсь, что дело обстоит именно так.

— Слава Богу, что мы хоть здесь не дали себя околпачить, — сказал Джордж с мрачным удовлетворением.

— Я просила мистера Огилви все уладить. Правильно я поступила?

— Лично я был бы рад, если бы этот юный негодяй отправился в тюрьму, но приходится думать о его матери. Она, конечно, дура, но добрая душа. Виктор, как всегда, в выигрыше.

— Это вы добрая душа, — сказала Рут.

— Я?

— Мне кажется, вы самый добрый человек на свете.

Джордж был растроган и смущен. Он поднес руку Рут к губам и поцеловал ее.

— Дорогая моя Рут! Мой самый лучший, самый верный друг! Что бы я без вас делал?

Они стояли совсем близко.

Она подумала: «Я могла бы быть с ним счастлива. И его могла бы сделать счастливым. Если бы не…»

А Джордж в это время думал:

«Что, если послушаться Рейса и все отменить? Наверное, так было бы правильнее всего».

Но это было только минутное колебание.

— В девять тридцать я вас жду в «Люксембурге», — сказал он.

Все приглашенные пришли.

Джордж вздохнул с облегчением. До последней минуты он боялся, что кто-нибудь его подведет, но теперь все были в сборе. Стивен Фарадей, высокий, немного чопорный, Сандра Фарадей, в строгом черном бархатном платье с ожерельем из изумрудов. В этой женщине чувствовалась порода. Она держалась совершенно естественно, может быть даже чуть мягче, чем обычно. Рут тоже была в черном платье, украшенном только брошкой. Черные волосы гладко причесаны, руки и шея белее, чем у всех остальных дам. Да и откуда взяться загару при ее образе жизни? Она ведь работает, ей некогда нежиться под солнцем. Он встретился с ней взглядом. Прочтя в его глазах беспокойство, она ободряюще улыбнулась ему. Джордж почувствовал облегчение. Верная Рут!

Рядом с ним стояла Айрис, непривычно молчаливая. Только она, казалось, понимала, что предстоит не совсем обычная вечеринка. Слишком бледна и строга, но ей это даже идет: серьезность придает ей особое очарование. На ней прямое, простого покроя зеленое платье.

Энтони Браун пришел последним. В его походке Джорджу почудилось что-то кошачье, напоминающее пантеру или, может быть, леопарда. Все-таки есть в нем что-то дикое, хищное.

Все были в сборе — в ловушке у Джорджа. Пора начинать спектакль.

Коктейли были выпиты. Все встали и прошли под сводчатую арку, ведущую в главный зал.