Агата Кристи - Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

— Истинная правда, — подтвердил Имхотеп. — Я всегда знал, что ты умная женщина, Хенет.

— Если бы и другие так думали, — вздохнула Хенет.

— А что? Кто-то плохо к тебе относится?

— Нет-нет, то есть никто нарочно меня не обижает… Просто я тружусь не покладая рук, что, по правде сказать, делаю с радостью, но… признательность и благодарность — их так не хватает!

— В этом ты можешь положиться на меня, — великодушно пообещал Имхотеп. — И твой дом здесь, запомни.

— Ты слишком добр, господин. — Помолчав, она добавила: — Рабы ждут тебя, вода уже согрета. А потом, когда они тебя омоют и оденут, тебе предстоит пойти к твоей матери, она зовет тебя.

— Кто? Моя мать? Да-да, конечно…

Имхотеп чуть заметно смутился, но тут же поспешил скрыть смущение, воскликнув:

— Конечно-конечно. Я и сам собирался навестить ее. Скажи Изе, что я тотчас приду.

Иза, в праздничном одеянии из полотна, заложенного в мелкую складку, встретила сына язвительной усмешкой:

— Добро пожаловать, Имхотеп! Итак, ты вернулся домой — и не один, как мне донесли.

Собравшись с духом, Имхотеп спросил:

— Ты уже знаешь?

— Разумеется. Все только об этом и говорят. Я слышала, девушка очень красивая и совсем юная…

— Ей девятнадцать… и она недурна собой.

Иза рассмеялась — злым коротким смешком.

— Что ж, седина в бороду, а бес в ребро.

— Матушка, я решительно не понимаю, о чем ты.

— Ты всегда был глуп, Имхотеп, — невозмутимо проговорила Иза.

Имхотеп вновь собрался с духом и рассердился. При том что он обычно был преисполнен самомнения, матери всякий раз ничего не стоило сбить с него спесь. В ее присутствии ему всегда было не по себе. Ехидная насмешка в ее подслеповатых глазах приводила его в замешательство. Мать, отрицать не приходилось, никогда не была высокого мнения о его умственных способностях. И хотя сам он не сомневался в собственной значительности, такое отношение матери тем не менее каждый раз выводило его из равновесия.

— Разве мужчина не может привести в дом наложницу?

— Почему же? Может. Мужчины вообще в большинстве своем дураки.

— Тогда в чем же дело?

— Ты что, не понимаешь, что появление этой девушки нарушит покой в доме? Сатипи и Кайт будут вне себя и распалят своих мужей.

— А какое им до этого дело? Какое у них право быть недовольными?

— Никакого.

Имхотеп разгневанно зашагал вдоль покоев.

— Почему я не могу делать, что хочу, в собственном доме? Разве я не содержу своих сыновей и их жен? Разве не мне они обязаны хлебом, который едят? Разве я не напоминаю им об этом ежедневно?

— Чересчур часто напоминаешь, Имхотеп.

— Но это же правда. Они все зависят от меня. Все до одного.

— И ты уверен, что это хорошо?

— Разве плохо, когда человек содержит свою семью?

Иза вздохнула.

— Не забывай, что они работают на тебя.

— Ты хочешь, чтобы я позволил им бездельничать? Естественно, они работают.

— Они взрослые люди. Яхмос и Себек, по крайней мере.

— Себек мало смыслит в делах и все делает не так, как надо. К тому же он часто ведет себя крайне нагло, чего я не намерен терпеть. Вот Яхмос — хороший, послушный мальчик.

— Он уже далеко не мальчик, — вставила Иза.

— Однако мне нередко приходится по нескольку раз ему объяснять, прежде чем он поймет, что от него требуется. Я и так вынужден думать обо всем, поспевать всюду. Мне приходится, будучи в отъезде, присылать сыновьям подробные наставления… Я не знаю ни отдыха, ни сна! И сейчас, когда я вернулся домой, заслужив право хоть немного пожить в мире и покое, меня снова ждут неприятности. Даже ты, моя мать, отказываешь мне в праве иметь наложницу, как подобает мужчине. Ты сердишься…

— Нет, я не сержусь, — перебила его Иза. — Мне даже интересно посмотреть, что будет твориться в доме. Это меня развлечет. Но я тебя предупреждаю, Имхотеп, когда ты снова задумаешь отправиться в Северные Земли, возьми девушку с собой.

— Ее место здесь, в моем доме. И горе тому, кто посмеет с ней дурно обращаться.

— Дело вовсе не в том, посмеют или не посмеют с ней дурно обращаться. Помни, что в иссушенной жарой стерне легче разжечь костер. Когда в доме слишком много женщин, добра, говорят, не жди. — Помолчав, Иза не спеша добавила: — Нофрет красива. А мужчины теряют голову, ослепленные женской красотой, и в мгновение ока превращаются в бесцветный сердолик [20] Сердолик — полудрагоценный поделочный камень, обычно желтый, оранжевый или дымчатый. .

И глухим голосом проговорила строку из гимна:

— «Начинается с ничтожного, малого, подобного сну, а в конце приходит смерть».

В зловещем молчании слушал Имхотеп доклад Себека о сделке с лесом. Лицо его стало багровым, на виске билась жилка.

Вид у Себека был не столь беззаботным, как обычно. Он надеялся, что все обойдется, но, увидев, как отец все больше мрачнел, начал запинаться.

— Понятно, — наконец раздраженно перебил его Имхотеп, — ты решил, что разбираешься в делах лучше меня, а потому поступил вопреки моим распоряжениям. Ты всегда так делаешь, когда меня здесь нет и я не могу за всем проследить. — Он вздохнул. — Не представляю, что стало бы с вами без меня!

— Появилась возможность заключить более выгодную сделку, — упрямо стоял на своем Себек, — вот я и пошел на риск. Нельзя вечно осторожничать.

— А когда это ты осторожничал, Себек? Ты всегда стремителен и безрассуден, а потому и принимаешь неверные решения.

— Разве у меня была когда-нибудь возможность принять решение?

— На этот раз, например, — сухо отпарировал Имхотеп. — Вопреки моему приказу…

— Приказу? Почему я должен подчиняться приказам? Я уже взрослый человек.

Потеряв терпение, Имхотеп перешел на крик:

— Кто тебя кормит? Кто одевает? Кто заботится о твоем будущем? Кто постоянно думает о твоем благополучии, о твоем и всех остальных? Когда уровень воды в Ниле упал и нам угрожал голод, разве не я присылал вам с севера еду? Тебе повезло, что у тебя такой отец, который печется обо всех вас! И что я требую взамен? Только чтобы вы прилежно трудились и следовали моим наставлениям…

— Разумеется, — возвысил голос и Себек, — мы должны работать на тебя, как рабы, чтобы ты мог дарить своей наложнице золотые украшения!

Вконец разъяренный Имхотеп двинулся на Себека.

— Наглец! Как ты смеешь так разговаривать с отцом? Берегись, не то я выгоню тебя из дому! Пойдешь куда глаза глядят!

— Берегись и ты, не то я сам уйду! У меня есть мысли… отличные мысли, как можно разбогатеть, если бы я не был связан по рукам и ногам твоими распоряжениями.

— Все сказал? — угрожающе спросил Имхотеп.

Себек, немного поостыв, сердито пробормотал: