Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

Ангус Макхуэртер сидел на террасе гостиницы «Истерхэд Бэй» и смотрел на мрачную громаду Лысой Головы, возвышавшуюся на противоположном берегу реки.

Он старательно пытался разобраться в обуревавших его противоречивых мыслях и чувствах.

Сам не зная почему, он решил провести эти несколько последних свободных дней именно здесь. Что-то тянуло его сюда. Возможно, он просто хотел проверить себя — выяснить, осталось ли что-нибудь в душе его от прежнего отчаяния, некогда толкнувшего его на самоубийство.

Мона? Как мало она теперь для него значит. Вышла за другого… Недавно он встретил ее на улице, и это не вызвало у него никаких эмоций. Он помнил ту страшную боль и те страдания — когда она ушла от него… Но все прошло, и ничего не осталось.

От этих мыслей Ангуса отвлек подскочивший к нему мокрый пес и звонкий голосок его новой приятельницы мисс Дианы Бринтом, тринадцати лет от роду.

— Ко мне, Дон! Какой-то ужас! Представляете, он только что таскал по пляжу какую-то дохлую рыбу. От него теперь, должно быть, за милю несет рыбой!

Поморщившись, Макхуэртер отметил про себя, что она совершенно права.

— Он нашел ее в какой-то расщелине в скалах. Я искупала его, но все без толку.

Макхуэртер кивнул, соглашаясь. Со своей стороны, Дон, симпатичный кудрявый терьер, был явно обескуражен и обижен на друзей, не подпускавших его к себе.

— Морской водой не отмоешь, — сказал Макхуэртер, — нужна настоящая ванна с мылом.

— Знаю. Но это не так просто, у нас в номере нет ванны.

Кончилось тем, что Макхуэртер и Диана прокрались через боковую дверь в гостиницу и отправились в ванную Макхуэртера, где и учинили помывку незадачливого пса. Макхуэртер и Диана были мокрые с головы до ног. Дон же явно недоволен. Это противное мыло напрочь отбило чудесный аромат, которому любая собака могла только позавидовать. Но с этими людьми всегда так — они абсолютно ничего не понимают в запахах.

История с Доном слегка развеяла мрачное настроение Макхуэртера. Он даже решил съездить на автобусе в Солтингтон и забрать из чистки свой костюм.

Приемщица из срочной химчистки окинула его равнодушным взглядом:

— Макхуэртер, говорите? Боюсь, еще не готово.

— Но как же так? — Ему обещали, что костюм будет вычищен еще ко вчерашнему дню, но даже вчера прошло бы сорок восемь часов, а не двадцать четыре. Окажись на его месте кто-то другой, он непременно бы высказал все, что об их «срочной» химчистке думает. Макхуэртер же лишь молча нахмурился.

— Вы рано пришли, — равнодушно улыбаясь, сказала приемщица.

— Побойтесь Бога!

Девушка перестала улыбаться.

— Как бы то ни было, костюм еще не готов, — сказала она, переходя на официальный тон.

— Все равно я хочу забрать его, — заявил Макхуэртер.

— Но его еще не почистили, — упорствовала девушка.

— Я хочу забрать свой костюм.

— Вообще-то мы могли бы вам вычистить его к завтра — в качестве исключения…

— Не в моих правилах быть исключением. Будьте добры, верните мой костюм.

Девушка бросила на него красноречивый взгляд и удалилась в заднюю комнату. Вскоре она появилась с небрежно перевязанным свертком и с чувством швырнула его на прилавок.

Макхуэртер взял его и гордо удалился.

Он чувствовал себя победителем. На самом же деле он добился лишь того, что теперь ему нужно будет искать другую химчистку!

Вернувшись в гостиницу, он бросил сверток на кровать и недовольно взглянул на него. Может, этот его костюм достаточно почистить щеткой и прогладить здесь же, в гостинице. Вроде не такой уж он и грязный — может, его вообще не нужно сдавать в химчистку?

Он развернул пакет и раздраженно вздохнул. Ну и ну… «Срочная» химчистка! С ума они, что ли, сошли. Да это форменное издевательство! Костюм-то не его! Даже цвет совсем другой. Он им сдавал темно-синий, а этот… О Господи! Лентяи, растяпы, разгильдяи!

Он взглянул на бирку. На ней было выведено: Макхуэртер. Странно — еще один Макхуэртер? Или кто-то перепутал бирки?

Сердито озирая бесформенную груду тряпья на своей кровати, Макхуэртер вдруг повел носом.

Знакомый запах — ужасно неприятный… и какой-то собачий… Ну конечно. Диана и ее терьер. Тот же самый запах протухшей рыбы!

Он наклонился и внимательно оглядел костюм. На плече пиджака было какое-то бесцветное пятно. Надо же, на плече…

«Да, — подумал Макхуэртер, — чудеса какие-то…»

Ладно, завтра он ей все выскажет, этой девице из химчистки. Жуткая безалаберность!

После обеда он вышел из гостиницы и решил пройтись к переправе. Вечер был ясный, но холодный. Чувствовалось приближение зимы. Лето кончилось.

Макхуэртер переправился на другую сторону реки. После случая с костюмом, он уже второй раз возвращался на Лысую Голову. Место это притягивало его. Он медленно взобрался на холм, миновал гостиницу «Бэлморал-корт», потом еще какой-то дом. Галлз-Пойнт, — прочел он на выкрашенной створке ворот. Ах да, это здесь убили старую леди. В гостинице много говорили об этом, горничная замучила своими россказнями, да и все газеты только об этом и писали, что крайне раздражало Макхуэртера, которого мало интересовали подобные сюжеты в отличие, скажем, от материалов на международные темы.

Он спустился с холма к маленькому пляжу и нескольким старомодным рыбацким домикам, которые явно только что отремонтировали. Затем по дороге он вышел на тропинку, ведущую к Лысой Голове.

На вершине скалы было, как всегда, мрачно и неуютно. Макхуэртер остановился на краю обрыва и посмотрел вниз, где плескалось море. Точно так же как в ту ночь. Он попытался снова пережить то, что чувствовал тогда — отчаяние, гнев, тоску — стремление раз и навсегда со всем покончить. Но ничего не получалось. Все пропало. Осталась злость на самого себя. Дурацкое дерево, спасшее его, береговая охрана, больница, где с ним возились как с малым ребенком — нескончаемая череда унижений. Почему нельзя было оставить его в покое? Ему тогда ужасно хотелось все повторить — чтобы избавиться ют них от всех. Недоставало только одного — главного импульса.

Мона! Какую боль тогда причиняла одна только мысль о ней! Сейчас же он мог думать об этом совершенно спокойно, ничего не опасаясь. Она всегда была глуповата. Легко увлекалась всяким, кто льстил ей, поддакивал, или притворялся, что видит в ней то, что она сама хотела в себе видеть. Красивая. Да, очень красивая. Но все же, не та женщина, какой она показалась ему.

Вот та была по-настоящему красива. Он представил себе: женщина, летящая в ночи, со шлейфом белых развевающихся одежд… Словно фигура на носу корабля, только живая, теплая…

И вдруг, точно во сне, случилось невероятное! Из ночной темноты выпорхнула женская фигурка. Только была пустота — и вдруг — белый силуэт, стремительно летящий к краю скалы. Женщина, прекрасная и порывистая, гонимая судьбой навстречу собственной гибели! В отчаянном стремлении уйти от самой себя… от собственной судьбы. Уж он то знал это отчаяние… Уж он-то знал, как это бывает…