Агата Кристи - Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— У вас такой умелый подход к детям, миссис Бленкенсоп, — сердечно сказала миссис О'Рурк.

— Ничего удивительного, — отозвалась Таппенс. — Когда своих двое…

— Двое? — сразу встрепенулась миссис О'Рурк. — У вас же трое сыновей, вы говорили?

— О да, конечно. Но двое погодки и росли, можно сказать, вместе, вот я про них сейчас и подумала. С двоими, знаете, хочешь не хочешь, а научишься правильно управляться.

— A-а, понятно. Вы присядьте, миссис Бленкенсоп. Будьте как дома.

Таппенс послушно села. Почему в присутствие миссис О'Рурк ей всегда как-то не по себе? Вот и сейчас она чувствует себя словно Гензель и Гретель [266] Гензель и Гретель — дети бедного дровосека, по настоянию мачехи оставленные на съедение зверям в лесу, персонажи немецкой народной сказки, опубликованной в сборнике сказок братьев Гримм 1812 года. , получившие приглашение ведьмы.

— Скажите мне, милая, какого вы мнения о «Сан-Суси»?

Таппенс начала было красноречивые восхваления, но миссис О'Рурк бесцеремонно перебила ее:

— Я к чему спрашиваю, вы не чувствуете тут ничего странного?

— Странного? Да нет как будто бы.

— И в миссис Перенье ничего такого не замечаете? Я же вижу, вы ею интересуетесь. Все время за ней глазами водите.

Таппенс покраснела.

— Она… она интересный человек.

— Нисколько не интересный. Самая обыкновенная тетка — если только она и вправду та, кем кажется. Но та ли? У вас это на уме?

— Право, миссис О'Рурк, о чем вы? Я вас совершенно не понимаю.

— Вы никогда не задумывались о том, что среди нас многие вот так — не то, чем кажутся с виду? Взять, к примеру, мистера Медоуза. Непонятный человек. Иногда посмотришь — типичный англичанин, дуб дубом. А иной раз скажет что-нибудь или взглянет, и видно, что совсем даже не дуб. Ну, разве не странно, как вы считаете?

Таппенс твердо ответила:

— Нет, на мой взгляд, мистер Медоуз очень даже типичный.

— Есть и другие, вы, поди, знаете, о ком я?

Таппенс замотала головой.

— Имя начинается с буквы «S», — подсказала миссис О'Рурк и многозначительно кивнула.

Таппенс неожиданно разозлилась и ринулась на защиту молодых и ранимых. Она резко возразила:

— Шейла [267] В английском языке звук «ш» передается двумя буквами: SH. просто бунтарка. Это у многих бывает в ее возрасте.

Миссис О'Рурк снова закивала, как фарфоровый китайский мандарин [268] Мандарин — европейское название государственных чиновников феодального Китая. , который когда-то стоял на каминной полке у тети Грейси. По лицу ее расплылась широкая улыбка.

— Вы небось не знаете, что мисс Минтон зовут Софией!

— Ах, так это вы ее имеете в виду? — растерялась Таппенс.

— Нет. Не ее, — ответила миссис О'Рурк.

Таппенс отвернулась и посмотрела в окно. Удивительно, как эта женщина влияет на нее, заряжая все вокруг беспокойством и страхом. «Я словно мышь в лапах у кошки, — думала Таппенс. — Сидит эта большая старуха, ухмыляется и чуть ли не мурлычет, а на самом деле зорко следит, и чуть что, сразу лапкой, лапкой, хоть и мурлычет, а уйти не дает…»

Вздор! Вздор все это! Просто мерещится, сказала себе Таппенс, глядя через окно в сад. Дождь перестал. С ветвей срывались и мирно падали последние капли.

«Нет, не мерещится, — мелькнуло в мыслях у Таппенс. — У меня не такое богатое воображение. Тут что-то есть. Какое-то средоточие зла. Если бы только понять…»

Мысль ее внезапно оборвалась.

Кусты в дальнем конце сада чуть-чуть раздвинулись. Среди листвы показалось лицо, застывшее, нечеловечески бледное, глаза, не мигая, смотрят на окна пансиона. Таппенс узнала иностранку, с которой тогда на улице разговаривал Карл фон Дейним. Закинув голову, она смотрела, смотрела на окна пансиона. Лицо ее было лишено всякого выражения. Хотя нет, в нем все же было что-то угрожающее, неумолимое. Словно это ведет наблюдение некий дух, тайная сила, чуждая пансиону «Сан-Суси» и вообще обыденной жизни в английской приморской гостинице. Вот так, подумала Таппенс, могла бы выглядеть Иаиль [269] Иаиль — библейский персонаж, женщина, убившая военачальника Си с ар у, которого хананейский царь послал против израильтян (Книга Судей, гл. 4, ст. 18–22). , ждущая, когда можно будет вонзить колышек в висок спящего Сисары.

Мысли эти пронеслись у Таппенс в голове за какие-то несколько мгновений. Отвернувшись от окна, она торопливо пробормотала какое-то извинение, вышла из комнаты, сбежала по лестнице и выскочила в сад. Впопыхах оглядевшись, бросилась со всех ног в конец сада, где только что видела то лицо. Там уже никого не было. Продравшись сквозь живую изгородь, Таппенс выбралась на дорогу — ни с правой стороны, ни с левой — никого! Куда же девалась эта женщина?

Раздосадованная, Таппенс возвратилась в сад. Неужели это была игра воображения? Нет, иностранка была здесь.

Таппенс упрямо ходила по дорожкам, заглядывала за кусты. Она промокла насквозь, но никаких следов той женщины так и не нашла. Наконец она вернулась в помещение. На душе было тяжело, давило смутное дурное предчувствие, как будто вот-вот должно было случиться что-то плохое.

Что именно, она не догадывалась, и ни за что бы, конечно, не догадалась…

К этому времени распогодилось, и мисс Минтон одевала Бетти, чтобы выйти с ней погулять. Они собирались спуститься в город и купить целлулоидную утку, чтобы пускать в ванне.

Захваченная предвкушением, Бетти ни минуты не могла стоять спокойно, мисс Минтон все никак не удавалось просунуть ее ручки в рукава вязаной кофточки. Наконец они отправились.

Две спички крест-накрест, «случайно» оставленные кем-то по неаккуратности на мраморном столике в холле, уведомили Таппенс, что мистер Медоуз ушел после обеда по следу миссис Переньи. Таппенс расположилась в гостиной в обществе мистера и миссис Кейли.

Мистер Кейли был не в духе. Он жаловался, что приехал в Лигемптон, надеясь на полнейшую тишину и спокойствие, а какое же спокойствие в доме, где маленький ребенок? Целый день, с утра до вечера, визг, беготня, прыжки.

Его жена промурлыкала умиротворяюще, что Бетти вообще-то очень славная малютка, но понимания у мужа не нашла.

— Несомненно, — буркнул он, поводя длинной шеей. — Но ее мать обязана следить, чтобы ребенок не шумел. Надо же и других людей уважать. Тут есть инвалиды, люди с больными нервами, нуждающиеся в покое.

Таппенс возразила:

— От ребенка в таком возрасте трудно добиться, чтобы он не шумел. Это противно их природе. Если маленький ребенок сидит тихо, значит, с ним что-то не так.

Мистер Кейли продолжал ворчать:

— Вздор! Все это чистый вздор, дурацкие современные взгляды! Пусть, видите ли, дети делают что хотят. От детей надо требовать, чтобы сидели смирно, играли тихо в куклы, или читали, или еще чем-нибудь спокойным занимались.