Агата Кристи - Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— Они и вправду гадкие, — сухо сказал мистер Грант. — «Джек Хорнер» оказался весьма детальным описанием наших береговых укреплений. «Джонни задрал к небу нос» содержит данные по военно-воздушным силам. А сведения о боевом вооружении, понятно, помещены в книжицу «Жил человечек с ружьецом в руке».

— А «Гуси, гуси, вы куда?»— поинтересовалась Таппенс.

Мистер Грант ответил:

— Когда ее обработали соответствующими реагентами, обнаружился полный список влиятельных лиц, выразивших готовность содействовать вражескому вторжению на наши острова. Среди них два начальника полиции, один вице-маршал авиации, два генерала, управляющий военным заводом, министр, несколько полицейских инспекторов, главы местных добровольных оборонных дружин, ну и разная мелкая армейская и флотская сошка, и даже сотрудники нашего родного Разведывательного управления.

Томми и Таппенс слушали и не верили своим ушам.

— Не может быть! — проговорил Томми.

Грант печально покачал головой.

— Вы не представляете себе силу немецкой пропаганды. Она обращена к таящейся в душе у человека жажде власти над другими людьми. Лица, значащиеся в этом списке, были готовы предать свою страну, но не за деньги, а из чудовищной гордыни, они воображали себя, лично себя, благодетелями родины. И так в каждой стране. Своего рода культ Люцифера [298] Люцифер (лат. «светоносный») — одно из названий дьявола в христианской литературе. — сына Утренней звезды. Гордыня и жажда личной славы. Вы можете себе представить, — заключил он, — что при содействии этих людей, которые давали бы несогласованные приказы и распоряжения, в стране должен был воцариться хаос и запланированное вторжение имело бы много шансов на успех.

— А теперь? — спросила Таппенс.

Мистер Грант улыбнулся.

— Теперь, — сказал он, — пусть попробуют, милости просим! Мы готовы к встрече.

— А знаешь, дорогая, — сказала матери Дебора, — я ведь чуть было не подумала про тебя бог знает что.

— Ну? — удивилась Таппенс. — Это когда же?

Она задержала любящий взгляд на темной головке дочери.

— Да вот, когда ты улизнула в Шотландию к папе, а я считала, что ты гостишь у тети Грейси. Я уже готова была вообразить, что ты завела роман на стороне.

— Неужели, Деб?

— Конечно, всерьез я в это не верила, не в твоем же возрасте. И потом, я знаю, как вы с Рыжим преданы друг другу. Это один дурень по имени Тони Марсдон закинул мне такую мысль. И знаешь, ма, — я думаю, тебе можно сказать, — потом оказалось, что он был в Пятой колонне. Действительно, он всегда как-то странно рассуждал — что, мол, если Гитлер и победит, ничего страшного, все останется по-прежнему, а то и лучше будет.

— А он… тебе нравился?

— Кто? Тони? Нет, конечно. Такой зануда. Этот танец я пойду танцевать.

И уплыла в объятиях светловолосого молодого офицера, с веселой улыбкой глядя в лицо своему кавалеру. Несколько минут Таппенс наблюдала за ними, потом перевела взгляд на долговязого молодого летчика, танцующего в паре с тоненькой блондинкой.

— По-моему, Томми, — обратилась она к мужу, — у нас славные дети.

— А вот и Шейла, — сказал Томми и встал навстречу девушке.

Она подошла к их столику. На ней было вечернее платье изумрудного цвета, оттеняющего ее смуглую красоту. Сегодня ее красота казалась сумрачной, и слова, с которыми Шейла обратилась к тем, кто ее сюда пригласил, прозвучали довольно нелюбезно:

— Как видите, я пришла, раз обещала. Но почему вы меня позвали, не представляю себе.

— Потому что мы вам очень симпатизируем, — с улыбкой ответил Томми.

— Правда? Но с какой стати? Я вела себя просто ужасно по отношению к вам обоим. — Она помолчала и тихо добавила: — Спасибо вам.

Таппенс сказала:

— Надо подобрать вам хорошего кавалера для танцев.

— Я не хочу танцевать. Ненавижу танцы. Я пришла просто повидаться с вами.

— Кавалер, которого мы для вас пригласили, вам понравится, — улыбнулась Таппенс.

— Но я… — начала было Шейла. Но не договорила: через зал к ней пробирался Карл фон Дейним.

Шейла стояла как зачарованная.

— Ты… — еле слышно произнесла она.

— Я, собственной персоной, — подтвердил Карл.

В нем произошла какая-то перемена. Шейла смотрела на него, недоумевая. Яркий горячий румянец заливал ее щеки.

— Я знала, что с тобой все в порядке, — чуть дрогнувшим голосом проговорила она. — Но я думала, ты интернирован…

Карл покачал головой.

— Нет причины меня интернировать. Ты должна меня простить, Шейла. Понимаешь ли, я не Карл фон Дейним. Я просто принял его имя, потому что так было нужно.

Он вопросительно оглянулся на Таппенс. Она сказала:

— Продолжайте. Расскажите ей все.

— Карл фон Дейним был моим другом. Мы познакомились в Англии за несколько лет до того. А перед самой войной я возобновил знакомство. Я прибыл тогда в Германию по специальному поручению, связанному с безопасностью нашей страны.

— Ты работал в разведке? — спросила Шейла.

— Да. И вот, когда я там находился, со мной стали происходить странные вещи. Несколько раз мне едва удалось избежать гибели. О моих планах становилось известно там, где это никак не предусматривалось. Я понял, что тут что-то не так, что «гниль», как они это называют, проникла в учреждение, где я работал. Меня предали свои. Мы с Карлом немного походили друг на друга внешне — у меня одна бабка была немка, поэтому я как раз годился для работы в Германии. Карл не был наци. Его интересовала только его работа — химические исследования. И я тоже этим немного занимался. Незадолго до войны он принял решение эмигрировать в Англию. Его братьев посадили в концентрационные лагеря. Он был готов к тому, что на пути в эмиграцию его будут ожидать большие трудности, но все препятствия чудесным образом устранялись. Мне это показалось подозрительным — он делился со мной. С чего бы это властям открывать фон Дейниму дорогу за границу, когда братья его и другие родственники сидят в концлагерях, да и сам он всегда подозревался в антинацистских настроениях? Было похоже, что для чего-то он им нужен в Англии. Между тем мое положение становилось все опаснее. Карл жил в одном доме со мной. Однажды я зашел к нему и, к моему большому огорчению, увидел, что он лежит у себя на кровати мертвый. Он не выдержал обстановки, впал в депрессию и покончил с собой, оставив письмо, которое я прочел и положил себе в карман. Я решил произвести подмену. Мне нужно было выбираться из Германии, а заодно неплохо было бы узнать, почему это Карла так легко выпускали из фатерланда [299] Фатерланд (нем.) — родина, отечество. . Я надел на него свою одежду и положил тело на свою кровать. Лицо его было изуродовано, так как он убил себя выстрелом в голову. А наша квартирная хозяйка, я знал, была подслеповата.