Агата Кристи - Тайна голубого экспресса. Тайна Семи циферблатов. Убийство в доме викария

Я думаю, это значит, что его позиции оказались слабее, чем он рассчитывал.

Лицо Найтона оставалось неподвижным; казалось, он не замечал иронии. Вежливо дождавшись, когда Дерек закончит, он тихо проговорил:

— Я буду по возможности краток.

— Валяйте.

Найтон, не поднимая глаз, продолжал сухим и деловым тоном:

— Все очень просто, мистер Кеттеринг, дело касается прошения о разводе. Если иск в суде не будет опротестован, вы получите сто тысяч в тот день, когда будет объявлено решение.

Дерек застыл, не донеся огонь до сигареты.

— Сто тысяч! Долларов?

— Фунтов.

На несколько минут воцарилась мертвая тишина. Кеттеринг в раздумий сдвинул брови. Сто тысяч фунтов. Снова — Мирей, и все по-прежнему. Похоже, ван Олдину что-то известно. Ван Олдин просто так не раскошеливается. Дерек поднялся и встал возле каминной доски.

— А если я откажусь от этого симпатичного предложения? — спросил он с ледяной учтивостью.

Найтон прижал руку к груди.

— Уверяю вас, мистер Кеттеринг, будь моя воля, я ни за что бы не явился к вам с подобным поручением.

— Не переживайте, — прервал его Кеттеринг. — Вам не о чем беспокоиться, вы ведь здесь ни при чем. И все же — я задал вам вопрос.

Найтон тоже поднялся со стула, он говорил спокойнее, чем раньше.

— В случае вашего отказа, — сказал он, — мистер ван Олдин поручил мне довести до вашего сведения, что он оставит вас без гроша. Это совершенно однозначно.

Кеттеринг поднял брови, но самообладания не утратил.

— Ну, ну, — сказал он. — Он вполне может сделать это; кто же осмелится перечить гражданину великой Америки с мешком миллионов в придачу! Сто тысяч! Подкуп — дело серьезное. А предположим, я потребую двести тысяч — что тогда?

— Я передам мистеру ван Олдину, — сказал бесстрастно Найтон. — Это ваш ответ?

— Нет, — ответил Дерек. — Как ни смешно — нет. Передайте моему тестю, что он может катиться к черту вместе со своими посулами. Я выразился достаточно однозначно?

— Вполне, — сказал Найтон. Он поднялся, помедлил секунду и добавил: — Позвольте сказать вам, мистер Кеттеринг, я рад, что вы выразились именно так.

Дерек ничего ему не ответил. Гость ушел, а он так и сидел погруженный в раздумье. Странная улыбка тронула его губы.

— Будь что будет, — проговорил он чуть слышно.

— Папа! — испуганно вскрикнула Рут Кеттеринг. Она сегодня была сама не своя. В длинном норковом манто и в покрытой красным китайским лаком шляпке она, глубоко задумавшись, медленно прохаживалась по переполненной платформе вокзала Виктория [48] Виктория — большой вокзал в Лондоне, соединяющий столицу с портами на южном побережье Англии. . Неожиданное появление отца и его сердечное приветствие привели ее в замешательство.

— Что с тобой, Рут, как ты испугалась!

— Я не ожидала тебя увидеть, папа. Мы ведь с тобой попрощались вчера вечером, ты сказал, что на утро у тебя назначена деловая встреча.

— Ну да, так оно и есть, — сказал ван Олдин. — Но ты для меня важнее всех деловых встреч вместе взятых, вот я и пришел повидать тебя напоследок.

— Это ужасно мило с твоей стороны, вот бы и тебе поехать со мной!

— А вот возьму и поеду! — пошутил ван Олдин. И с изумлением увидел, как Рут покраснела, ему даже показалось, что в глазах у нее мелькнул страх. Она рассмеялась, напряженно и нервно.

— Я вдруг подумала, что ты и вправду собрался со мной ехать.

— Ты была бы рада?

— Ну, разумеется, — чересчур пылко заверила она.

— Ну что ж, приятно слышать.

— Все равно мы скоро увидимся, — продолжала Рут. — Ты ведь хотел приехать туда через месяц.

— Да, — безразличным тоном сказал ван Олдин. — Иногда меня подмывает пойти к кому-нибудь из этих знаменитостей на Харли-стрит [49] Харли-стрит — улица в Лондоне, где находятся приемные веющих частных врачей-консультантов. — пусть пропишет мне солнечные ванны и срочную перемену климата.

— Не будь таким лентяем, папа, — воскликнула Рут. — Через месяц на Ривьере будет намного приятнее. А сейчас у тебя столько неотложных дел, разве ты можешь их бросить?

— Не могу, — вздохнул ван Олдин. — Тебе лучше пройти в вагон, Рут. Где твое место?

Рут Кеттеринг мельком взглянула на состав. Возле двери одного из пульмановских вагонов [50] Пульмановские вагоны — большие и удобные спальные вагоны первого класса на особых рессорах, предохраняющих от толчков, обычно в скорых поездах дальнего следования; по имени американского изобретателя и промышленника Д. М. Пульмана (1831–1897). стояла высокая худощавая женщина в черном — ее горничная. Она посторонилась, пропуская хозяйку.

— Я поставила чемодан под сиденье, мадам, на случай если вам что-нибудь понадобится. Мне попросить пледы, или вы сами это сделаете?

— Нет, нет, мне ничего не нужно. Лучше идите отыщите свое место, Мейсон.

Горничная ушла.

Ван Олдин вошел в вагон вместе с Рут. Проводив ее до купе, он выложил на столик пачку газет и журналов. Место напротив было уже занято, американец бросил мимоходом взгляд на попутчицу: красивые серые глаза и отлично сшитый дорожный костюм. Ван Олдин задержался еще немного — поболтать с дочерью. Раздался свисток, он взглянул на часы.

— Пора. Прощай, моя дорогая. Не волнуйся, я позабочусь обо всем.

— О, папа!

Ван Олдин резко обернулся. В голосе Рут было нечто, столь не похожее на ее обычную сдержанность. Это был почти крик отчаяния. Рут сделала непроизвольное движение к отцу, но через мгновение вновь овладела собой.

— Увидимся через месяц, — сказала она ласково.

Двумя минутами позже поезд тронулся. Рут сидела неподвижно, кусая губы и изо всех сил стараясь удержать непривычные слезы. Ее охватило чувство ужасного одиночества. Она ощутила дикое желание выскочить из поезда и вернуться назад — вернуться, пока не поздно. Такая спокойная, уверенная в себе, Рут Кеттеринг впервые в жизни почувствовала, каково это — нестись по ветру точно оторванный листок. Если бы отец знал!

Безумие! Да, именно так, безумие! Впервые в жизни она поддалась эмоциям и решилась на такое безрассудство.

Рут была истинной дочерью своего отца и понимала, какую глупость она совершает, и даже осуждала себя. Но Рут унаследовала от отца и другие качества. А именно — железную уверенность в том, что она получит все что захочет и что, раз она что-то решила, ничто ее не остановит. С колыбели она была своенравна и все вокруг потакали ее капризам. И сейчас ее строптивый нрав безжалостно влек ее Бог знает куда. Жребий брошен! Дороги назад нет.

Рут подняла глаза и встретилась взглядом с женщиной, сидящей напротив. Почему-то ей показалось, что эта женщина знает, о чем она сейчас думает, в серых глазах промелькнуло понимание и, да… сострадание. Промелькнуло… и обе снова замерли с выражением благопристойного равнодушия на лицах. Миссис Кеттеринг закрылась журналом, а Кэтрин Грей повернулась к окну, наблюдая бесконечную череду унылых улиц и пригородных домов.