Агата Кристи - Человек в коричневом костюме. Тайна замка Чимниз. Убийство Роджера Экройда

«Суровые, молчаливые люди», — в экстазе бормотала я себе под нос. Вдруг что-то необычное во внешности родителя привлекло мое внимание.

— Ты надел разные ботинки, папа, — сказала я. — Сними коричневый и надень черный. И не забудь шарф. Сегодня очень холодно.

Через несколько минут папа прошествовал из дома в одинаковых ботинках и закутанный шарфом.

В тот вечер он вернулся поздно, и я с испугом увидела, что на нем не было ни шарфа, ни пальто.

«Боже мой, Энн, ты совершенно права. Я снял их перед тем, как полезть в пещеру. Там всегда перепачкаешься».

Я понимающе кивнула, вспомнив случай, когда папа вернулся буквально покрытый с головы до ног жирной плейстоценской [19] Плейстоцен — нижний отдел Четвертичного периода. глиной.

Главной причиной того, что мы поселились в Литтл-Хемпсли, явилось соседство Хемпслийской пещеры, богатой отложениями ориньякской культуры. В деревне был крошечный музей, и его хранитель и папа проводили большую часть времени под землей, перемазываясь глиной всех эпох и вытаскивая на свет Божий останки волосатого носорога и пещерного медведя.

Папа сильно кашлял весь вечер, а на следующее утро я обнаружила, что у него поднялась температура, и послала за доктором.

Бедный папа, ему уже нельзя было помочь. Началось двустороннее воспаление легких. Четыре дня спустя он умер.

Все окружающие были очень добры ко мне. Как я ни была ошеломлена случившимся, я оценила их внимание. Сокрушительного горя я не ощущала. Папа никогда не любил меня. Я хорошо это знала. Если бы он любил меня, я, должно быть, отвечала бы ему взаимностью. Нет, между нами не было большой любви, но мы хорошо уживались, я заботилась о нем и втайне восхищалась его познаниями и бескомпромиссной преданностью науке. И мне было больно от того, что папе суждено было умереть как раз тогда, когда его жизненные интересы достигли апогея. Я чувствовала бы себя счастливее, если бы могла похоронить его вместе с орудиями из кремня в пещере с рисунками, изображающими оленей, но сила общественного мнения вынудила меня похоронить его в аккуратной могиле (под мраморной плитой) в ужасном дворике при нашей местной церкви. Утешения викария [20] Викарий — священник англиканской церкви. , хоть и произносились из добрых побуждений, ничуть меня не успокоили.

Потребовалось некоторое время, прежде чем я поняла, что обрела столь желанную свободу. Я осталась сиротой, без пенни [21] Пенни — бронзовая монетка, равная 1/240 фунта стерлингов. за душой, но свободной, В то же время мне открылась необыкновенная доброта окружающих меня милых людей. Викарий делал все возможное, убеждая меня, что его жена крайне нуждается в компаньонке. Нашей крошечной местной библиотеке внезапно понадобился помощник библиотекаря. Наконец меня посетил доктор и после всевозможных нелепых извинений, что не смог представить точный счет, долго мямлил что-то и вдруг сделал мне предложение.

Я крайне удивилась. Доктору было ближе к сорока, чем к тридцати. Кругленький, бочкообразный маленький человечек, он совершенно не походил ни на героя «Памелы в опасности», ни тем более на сурового и молчаливого родезийца. Я немного поразмышляла, а затем спросила его, почему он хочет жениться на мне. Этот вопрос, по-видимому, весьма взволновал его, и он пробормотал, что для практикующего врача жена — большое подспорье. Оказалось, что ситуация даже менее романтична, чем я могла предположить, и все же что-то мне подсказывало ответить согласием. Безопасность — вот что мне предлагалось. Безопасность и уютный домашний очаг. Обдумывая это сейчас, я считаю, что была несправедлива к маленькому человечку. Он был действительно искренне влюблен в меня, но неуместная деликатность не позволяла ему добиваться благосклонности, говоря о своих чувствах. Так или иначе, моя любовь к романтике взяла верх.

— Вы очень добры ко мне, — сказала я. — Но это невозможно. Я никогда не смогу выйти замуж за человека, в которого не буду безумно влюблена.

— Вы не думаете, что…

— Нет, не думаю, — сказала я твердо.

Он вздохнул.

— Но, мое дорогое дитя, что вы собираетесь делать?

— Искать приключений и познавать мир, — ответила я без малейшего колебания.

— Мисс Энн, в вас еще столько детства. Вы не понимаете…

— Практических трудностей? Прекрасно понимаю, доктор. Я не какая-нибудь сентиментальная школьница — я практичная корыстная грымза! Вы поняли бы это, женившись на мне.

— Я хотел бы, чтобы вы передумали…

— Не могу.

Он снова вздохнул.

— У меня есть другое предложение. Моя тетя, которая живет в Уэльсе, нуждается в услугах молодой женщины. Может быть, вам подошло бы это?

— Нет, доктор, я еду в Лондон. Если что-то где-нибудь и случается, то только в Лондоне. Я буду держать глаза открытыми, и вы увидите, что-нибудь да подвернется! Вы еще услышите обо мне в Китае или Тимбукту [22] Тимбукту — город в Мали; основан в XI веке в пустыне на перекрестке торговых путей. За красоту наречен «Королевой пустыни», «Жемчужиной Сахары». .

Следующим меня посетил мистер Флемминг, папин лондонский стряпчий. Он специально приехал из города повидать меня. Сам — страстный антрополог, он всегда восхищался папиными работами. Это был высокий худощавый мужчина с тонкими чертами лица и седыми волосами. Он поднялся мне навстречу, когда я вошла в комнату, и, взяв обе мои руки в свои, нежно похлопал их.

— Бедное мое дитя, — сказал он. — Мое бедное, бедное дитя.

Не лицемеря, я вдруг ощутила, что усваиваю манеру поведения брошенной сиротки. Мистер Флемминг просто загипнотизировал меня. Добрый, милосердный, отечески заботливый, он, без малейшего сомнения, считал меня совершенной глупышкой, оставленной наедине с недобрым миром. С самого начала я поняла, что абсолютно бесполезно пытаться убедить его в обратном. В дальнейшем события развивались так, что это, вероятно, оказалось и к лучшему.

— Мое дорогое дитя, считаете ли вы себя в состоянии выслушать меня, пока я попытаюсь прояснить для вас некоторые вещи?

— О да.

— Ваш отец, как вы знаете, был великий человек. Следующие поколения оценят его. Но он не был силен в делах.

Я знала об этом не хуже, если не лучше, чем мистер Флемминг, но воздержалась и ничего не сказала.

Он продолжал:

— Не думаю, что вы много смыслите в подобных вещах. Я постараюсь объясниться как можно доходчивее.

Его объяснения были излишне пространны. Суть их заключалась в том, что мне предстояло вступить в жизнь с суммой в 87 фунтов 17 шиллингов и 4 пенни. Такой итог не мог удовлетворить меня. С некоторым трепетом я ждала, что последует дальше. Я боялась, что у мистера Флемминга окажется тетя в Шотландии, нуждающаяся в расторопной молодой компаньонке. Однако я ошиблась.