Агата Кристи - Таинственное происшествие в Стайлз. Таинственный противник. Убийство на поле для гольфа

— Продолжайте! — настойчиво попросил мистер Картер, заметив, что Томми снова собирается умолкнуть.

— Когда Джулиус рассказал мне о том, что произошло с миссис Вандемейер, я встревожился. Вывод ведь напрашивался один: подлить ей снотворное мог только он сам или сэр Джеймс. Но вот кто именно? Когда я нашел в ящике фотографию, которую, по словам Джулиуса, у него забрал инспектор Браун, я подумал на него. Но тут же вспомнил, что подставную Джейн Финн нашел сэр Джеймс. К окончательному выводу я так и не пришел, а потому решил быть начеку и с тем, и с другим. На случай, если мистер Браун все-таки Джулиус, я оставил ему прощальную записку, сделав вид, что уезжаю в Аргентину, а письмо сэра Джеймса уронил под стол — чтобы он убедился, что я ничего не сочинил. Потом я написал мистеру Картеру и позвонил сэру Джеймсу. Сообщить ему мои соображения было наиболее правильным при любом варианте, и я рассказал ему все — утаил только, где спрятан договор.

Он сразу помог мне напасть на след Таппенс и Аннет, и это почти рассеяло мои подозрения. Однако не до конца. Я по-прежнему колебался. И тут я получил поддельное письмо — якобы от Таппенс, и понял наконец, кто из них двоих мистер Браун.

— Но каким образом?

Томми извлек письмо из кармана, и оно стало переходить из рук в руки.

— Почерк ее, не отличишь. Но я понял, что она тут ни при чем. Она никогда не писала свое имя через одно «п» — Тапенс — так мог написать только человек, не видевший никогда ее подписи. Но Джулиус-то видел ее подпись: он показывал мне записку от нее, а вот сэр Джеймс — нет! Дальше все было просто. Я велел Альберту: мчаться к мистеру Картеру, притворился, будто уехал, а сам занялся слежкой. Когда Джулиус примчался на своем «ройсе», я понял, что в план мистера Брауна это не входит, и чревато непредвиденными неприятностями. Ведь если сэра Джеймса не поймать, так сказать, на месте преступления, мистер Картер не поверит моему голословному обвинению…

— Я и не поверил, — виновато вставил мистер Картер.

— Вот почему я отправил Таппенс и Джейн к сэру Джеймсу. Я не сомневался, что рано или поздно все они появятся в доме в Сохо. А Джулиусу я пригрозил пистолетом, потому что хотел, чтобы Таппенс рассказала об этом сэру Джеймсу, и он сбросил бы нас со счетов. Как только Таппенс и Джейн добежали до платформы, я сказал шоферу, чтобы он гнал в Лондон как сумасшедший и по дороге все изложил Джулиусу. Мы приехали в Сохо загодя и, подойдя к дому, увидели мистера Картера. Договорившись с ним, поднялись на второй этаж и спрятались в нише за занавеской. Полицейские получили указание всем отвечать, что в дом никто не входил. Вот и все.

Томми крепко сжал губы. Некоторое время царила полная тишина.

— Да, кстати! — вдруг сказал Джулиус. — Насчет фотографии Джейн вы все ошибаетесь. Ее у меня забрали. Только потом я ее нашел.

— Где? — вскрикнула Таппенс.

— В маленьком сейфе миссис Вандемейер, у нее в спальне.

— Я догадалась, что ты что-то скрыл! — обиженно сказала Таппенс. — По правде говоря, из-за этого я и начала тебя подозревать. Но почему ты ничего не сказал?

— Я ведь тоже ни в чем не был уверен. Фотографию у меня один раз украли, и я решил не выпускать ее из рук, пока не сделаю десятка копий!

— Мы все что-то скрывали, — задумчиво произнесла Таппенс. — Наверное, занимаясь секретной работой, иначе нельзя.

Наступила пауза, и мистер Картер достал из кармана потрепанную коричневую книжечку.

— Бирсфорд сказал сейчас, что я поверил бы в виновность сэра Джеймса Пиля Эджертона, только если бы его поймали с поличным. Это так. Но лишь прочитав эти записи, я поверил безоговорочно. Дневник будет передан в Скотленд-Ярд, но строго конфиденциально. Длительная юридическая деятельность сэра Джеймса делает огласку нежелательной. Однако вы знаете, кем он был, и я прочту несколько отрывков, которые прольют некоторый свет на особенности мышления необыкновенного человека.

Он открыл книжечку и начал перелистывать тонкие страницы.

«…Вести дневник — безумие, я знаю. Это слишком весомая улика против меня. Но я никогда не чурался риска. И испытываю непреодолимую потребность в самовыражении… Дневник заберут, только когда я буду трупом…

…Еще в детстве я понял, что наделен редкими способностями. Только глупец недооценивает своих дарований. Мой интеллект был заметно выше среднего. Я знал, что рожден для успеха. Только моя внешность не отвечала всему остальному. Я выглядел неприметным, заурядным, как говорят про таких — ничего особенного…

…Еще мальчишкой мне довелось присутствовать на процессе знаменитого убийцы. Особенно глубокое впечатление на меня произвели обаяние и красноречие защитника. Тогда мне и пришла в голову мысль применить мои таланты на этом поприще… Я наблюдал за подсудимым. Он был глуп — невероятно, непростительно глуп. Даже красноречие адвоката вряд ли могло его спасти. Я испытывал к нему брезгливое презрение… И подумал, что преступники в целом ничтожные людишки — бездельники, неудачники, изгои, которых обстоятельства толкнули на путь беззаконий… Странно, что умные люди не осознают, какие это открывает возможности… Я стал обдумывать эту идею… Какое поле деятельности, необъятные перспективы! У меня даже голова закружилась…

…Читаю исследования преступлений и преступников. Мое мнение все время подтверждается. Дегенераты, больные — и ни единого человека с широким кругозором, который сознательно выбрал бы этот вид занятий. Я задумался. Предположим, все мои честолюбивые замыслы осуществятся. Я буду адвокатом, достигну вершин моей профессии. Займусь политикой… даже стану премьер-министром Англии. А дальше что? Разве это власть? Помехи на каждом шагу от моих коллег, оковы, наложенные демократической системой, которую я возглавлю чисто символически! Нет! Я мечтал об абсолютной власти. Самодержец! Диктатор! Но такой власти можно добиться только вне рамок закона. Играть на слабостях человеческой натуры, а потом на слабостях наций — создать и возглавить гигантскую организацию, свергнуть существующий режим и стать властителем! Эта мысль меня опьянила…

…Я понял, что должен вести двойную жизнь. Такой человек, как я, неизбежно привлечет к себе внимание. Я должен преуспеть на законном поприще, чтобы замаскировать мою истинную деятельность… И еще я должен создать свой образ. Я взял за образец знаменитых адвокатов, их манеру говорить, их умение воздействовать на умы. Выбери я театр, то стал бы самым знаменитым актером современности. Никаких переодеваний, никакого грима, никаких фальшивых бород. Только самая суть образа! Я надевал его, как перчатку. А когда сбрасывал, становился самим собой — тихим, неприметным, неотличимым от любого встречного. Я назвал себя мистером Брауном. Фамилию Браун носят сотни людей, сотни людей выглядят как я…