Агата Кристи - Таинственное происшествие в Стайлз. Таинственный противник. Убийство на поле для гольфа

— Нет. Вы похожи на девушку, в которую все подряд влюбляются.

— О! — Таппенс немного растерялась. — Это комплимент?

— Само собой. Так вот что я хочу сказать. Предположим, мы не найдем Бирсфорда… и…

— Да, ладно, говорите прямо. Я умею смотреть правде в глаза. Предположим, он… погиб. Так что же?

— Ну, и вся эта история так или иначе закончится. Что вы собираетесь дальше делать?

— Не знаю, — тоскливо ответила Таппенс.

— Вам же будет ужасно одиноко, бедняжке.

— Еще чего? — огрызнулась Таппенс, не любившая, чтобы ее жалели.

— Ну, а как насчет замужества? — спросил Джулиус. — Как вы на это смотрите?

— Естественно, я собираюсь выйти замуж, — ответила Таппенс. — То есть, если… — она замолчала, готовая откусить себе язык, но затем решительно продолжала: —…если я найду мужа, достаточно богатого, чтобы стоило все это затевать. Откровенно, а? И вы, конечно, презираете меня?

— Я никогда не презирал разумный подход к делу, — возразил Джулиус. — А какие размеры?

— Размеры? — с недоумением повторила Таппенс. — Вы имеете в виду рост моего избранника?

— Да нет. Какая цифра… ну, размеры дохода?

— Ах, это! Я… я как-то еще не пришла к окончательному решению.

— А как насчет меня?

— Вас?!

— Ага.

— Ни в коем случае.

— Но почему?

— Да говорю же вам, ни в коем случае.

— А я вас спрашиваю: почему?

— Ну, это как-то нечестно.

— Не вижу ничего нечестного. Так что ловлю вас на слове. Я вами дико восхищаюсь, мисс Таппенс. Я таких девушек еще не встречал. Вы же чертовски смелая. Я буду жутко рад, если смогу вам дать все, чего вы хотите. Скажите «да», и мы сейчас же смотаемся к лучшему ювелиру — выберем кольца.

— Не могу, — еле выговорила Таппенс.

— Из-за Бирсфорда?

— Да, нет же, нет же, нет!

— Тогда почему?

Но Таппенс только отчаянно мотала головой.

— Вряд ли вам удастся встретить кого-нибудь с большим количеством долларов в заначке.

— Ах, да не в этом дело, — еле выговорила Таппенс с нервным смешком. — Конечно, я вас благодарю и все такое, но лучше я прямо вам скажу: «нет».

— Может, сделаете мне одолжение — подумаете до завтра?

— А что толку?

— Но все-таки — подумаете?

— Хорошо, — покорно сказала Таппенс.

Всю остальную дорогу до «Ритца» они молчали.

Таппенс сразу же поднялась к себе в номер. После схватки с напористым Джулиусом она чувствовала себя совершенно обессиленной.

Сев за туалетный столик, девушка несколько минут смотрела на свое отражение.

— Дура, — пробормотала она наконец и состроила себе гримасу. — Идиотка. Все, чего ты хотела, все, о чем ты мечтала, — а ты только и сумела, что проблеять «нееет», точно безмозглая овца. Такой случай не повторится. Чего еще ты ждешь? Хватай! Цепляйся обеими руками! Чего тебе еще нужно?

И, словно отвечая на этот вопрос, ее взгляд остановился на стоящей у зеркала небольшой фотографии в дешевой рамочке — Томми. Несколько секунд она пыталась сдержаться, но потом, оставив притворство, прижала снимок к губам и разрыдалась.

— Ах, Томми, Томми! — всхлипывала она. — Я так тебя люблю… А что, если я больше никогда тебя не увижу…

Через пять минут Таппенс села прямо, высморкалась и отбросила волосы с лица.

— Так вот, — сурово начала она. — Посмотрим фактам в глаза. Оказывается, я влюбилась… в глупого мальчишку, которому наверняка до меня нет никакого дела. — Тут она помолчала. — Во всяком случае, — продолжала она, словно возражая невидимому собеседнику, — если это и не так, мне на этот счет ничего не известно. Да разве он посмеет признаться? Я всегда презирала сентиментальность и вот — допрезиралась! Какие же мы все идиотки! Ну, да это я всегда знала. Осталось еще положить его фото под подушку и грезить о нем, не смыкая глаз. До чего же противно изменять собственным принципам!

Таппенс покачала головой, скорбя о своем малодушии.

— А что я скажу Джулиусу? Дурацкое положение! А сказать придется! Он же типичный американец и не успокоится, пока не выпытает у меня причину отказа. Интересно, было что-нибудь в том сейфе?

И Таппенс начала размышлять о вчерашнем вечере. Она перебрала в памяти все события — подробно и тщательно. Они каким-то образом перекликались с прощальными словами сэра Джеймса… такими непонятными…

Внезапно она охнула и побледнела. Глаза ее уставились в одну точку, зрачки расширились.

— Не может быть, — пробормотала она. — Это невозможно! Я просто сошла с ума…

Да, чудовищно… но все сразу становится ясным.

На миг задумавшись, она села и, взвешивая каждое слово, написала записку. Потом удовлетворенно кивнула, вложила ее в конверт и вывела на конверте фамилию Джулиуса. Потом прошла по коридору к его номеру и постучала. Как она и ожидала, никто не отозвался. Тогда она вошла и положила записку на стол.

Когда она вернулась обратно, у ее двери стоял мальчишка-рассыльный.

— Вам телеграмма, мисс.

Таппенс с рассеянным видом взяла телеграмму с подноса, вскрыла ее и вдруг вскрикнула. Телеграмма была от Томми.

Глухая чернота постепенно рассеивалась, и сквозь всполохи боли к Томми медленно возвращалось сознание. Когда он окончательно очнулся, то явственно ощущал лишь одно: страшную ломоту в висках. Он смутно чувствовал, что находится в незнакомом месте. Но где? Что случилось? Он закрыл и снова открыл глаза. Нет, это не номер в «Ритце»! И что у него с головой?

— Черт! — пробормотал Томми и попытался сесть. К нему вернулась память. Ясно, он в Сохо, в том зловещем доме. Со стоном он откинулся на спину, но сквозь неплотно сомкнутые веки пытался хоть что-нибудь разглядеть.

— Приходит в себя, — произнес кто-то над самым его ухом.

Томми сразу узнал голос энергичного бородатого немца и потому не спешил проявлять признаки жизни. Да и куда спешить? И вообще, пока у него так стреляет в голове, он не очень-то способен соображать. И все-таки он попытался вспомнить, что же с ним произошло. Очевидно, пока он подслушивал, кто-то подкрался к нему сзади и огрел по голове. Теперь они знают, что он шпион, и, вероятно, тут же с ним разделаются. Да, положение не из завидных. Где он, никто не знает. А потому ни на чью помощь рассчитывать не приходится. Остается полагаться только на собственную изобретательность.

— Ну, теперь держись! — пробормотал он себе еле слышно, а чуть громче снова буркнул: — Черт! — На этот раз ему удалось сесть.

Немец подошел ближе и, прижав к его губам стакан, приказал: «Пей!» Томми был вынужден подчиниться. И тут же поперхнулся — таким крепким оказался напиток. Зато в голове у него сразу прояснилось.

Он лежал на диване, в той самой комнате, где происходило совещание. С одной стороны от него стоял немец, с другой — гнусного вида детина, который впустил его в дом. Остальные сгрудились несколько поодаль. Только одного Томми недосчитался — того, кого называли Номером Первым. Его в комнате не было.