Филлис Джеймс - Двенадцать ключей Рождества [сборник рассказов]

Дэлглиш вытащил из-под кровати скамеечку для посетителей и сел рядом с ее постелью. Мисс Годдар не смотрела на него. Руки, в одной из которых была зажата его записка, не двигались.

— Все, находившиеся тогда в Коулбрук-Крофте, кто мог убить Огастаса Боксдейла, были тщательно проверены — кроме одного человека, которого никто не принимал во внимание, маленького мальчика. Он был умненьким, умел ясно выражать свои мысли. И совершенно очевидно, что в те дни он был предоставлен самому себе. Его няня не сопровождала семейство в поездке, а слуги, оставшиеся на Рождество в Коулбрук-Крофте, были загружены дополнительной работой и заботами о младенцах-близнецах. Вероятно, мальчик значительную часть времени проводил с дедушкой и его новой женой, которая тоже чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Наверное, ходил за ней по пятам и мог видеть, как она готовила свой мышьяковый раствор. Когда он, как всякий любознательный ребенок, поинтересовался, зачем этот раствор нужен, она могла ему ответить: «Чтобы быть молодой и красивой». Мальчик любил дедушку, но не мог не понимать, что тот отнюдь не молод и не красив. Наверное, проснулся вечером от переедания и волнений, связанных с рождественскими праздниками. Предположим, он направился в комнату Аллегры Боксдейл в поисках утешения и, чтобы не быть одному, увидел там тарелку с кашей и миску с мышьяковым раствором, стоявшие рядом на умывальном столике. Мальчик решил, что может сделать что-то хорошее для дедушки. А кто-то стоял незамеченным напротив дверей и наблюдал за ним.

— Значит, вы прятались за шторами в коридоре и все видели через открытую дверь?

— Разумеется. Мальчик влез коленками на стул, пухлыми ручками ухватил миску с ядом и очень осторожно влил какое-то количество в дедушкину кашу. Я наблюдала за ним, пока он не поставил миску на место и не накрыл ее снова салфеткой. Потом слез со стула, аккуратно вернул его к стене, протопал в коридор и вернулся обратно в детскую. Через несколько секунд Аллегра вышла из ванной, и я видела, как она понесла кашу дедушке. Секунду спустя я вошла в гардеробную. Миска с ядом была тяжеловата для маленьких ручек Хьюберта, видимо, он расплескал немного жидкости, я заметила крохотную лужицу на полированной поверхности умывального столика и промокнула ее своим носовым платком. После этого я долила воды из графина в миску, чтобы не было заметно, что уровень жидкости понизился. Это заняло пару секунд — и я была готова присоединиться к Аллегре и дедушке в спальне, где сидела возле его постели, пока он ел кашу.

Я наблюдала, как он умирает, без жалости и угрызений совести. Я одинаково ненавидела их обоих. Дедушка, который обожал, ласкал и баловал меня все мое детство, деградировал и превратился в отвратительного старого распутника. Он не мог не лапать Аллегру, даже когда я находилась в комнате. Отверг меня и семью, поставил под угрозу мою помолвку, сделал саму нашу фамилию посмешищем в глазах всей округи — и это ради женщины, которую моя бабушка не наняла бы даже прислугой. Я хотела, чтобы они оба умерли. И вот они вскоре должны были умереть. Но не от моей руки. Я сумела обмануть себя, убедить в том, что это сделала не я.

— Когда она догадалась? — спросил Дэлглиш.

— В тот же вечер. Когда у дедушки началась агония, Аллегра вышла в гардеробную за водой, чтобы смочить ею салфетку и положить ему на лоб. Тут-то она и заметила, что уровень воды в графине понизился, а на столе осталось пятно от промокнутой лужицы. Я должна была сообразить, что Аллегра увидит его. Ведь ее глаз был натренирован замечать мелочи. Сначала она подумала, что Мэри Хадди расплескала воду, когда ставила поднос с кашей на столик. Но кто кроме меня мог промокнуть ее? И зачем?

— Когда она сказала вам, что ей все известно?

— Только после суда. Аллегра обладала незаурядной храбростью. Знала, что́ поставлено на кон, но понимала и каков будет выигрыш. И рискнула жизнью ради богатства.

Теперь Дэлглиш сообразил, куда подевалось наследство Годдара.

— Она заставила вас платить?

— Разумеется. Я отдала ей все до последнего пенни. Состояние Годдара, изумруды Годдара. Шестьдесят семь лет Аллегра прожила в роскоши на мои деньги. Ела и одевалась на них. Переезжала из одного роскошного отеля в другой со своими любовниками — на них. Содержала любовников — на них. И если после нее хоть что-то сохранилось, в чем я сомневаюсь, то это тоже мои деньги. Дедушка-то оставил совсем немного. У него было уже старческое слабоумие, и деньги просыпа́лись сквозь дедушкины пальцы, как песок.

— А ваша помолвка?

— Она была расторгнута, можно сказать, по обоюдному согласию. Брак, мистер Дэлглиш, это тоже в определенном роде юридический контракт. Успешным он бывает, когда обе стороны уверены, что он им выгоден. Капитана Брайз-Лейси обескуражил скандал в связи с убийством в нашей семье. Он был человеком консервативных взглядов и очень заботился о собственной репутации. Капитан еще мог бы смириться со всем этим, если бы состояние Годдара и его изумруды отбили дурной запах случившегося. Но наш брак неминуемо рухнул бы, когда он обнаружил бы, что женился на женщине не только более низкого по сравнению с ним социального статуса, происходящей из оскандалившегося семейства, но еще и без компенсации в виде хорошего приданого.

— Как только вы начали платить, у вас не осталось выбора — продолжать платить дальше, — произнес Дэлглиш. — Это я понимаю. Но зачем вы начали? Вряд ли она рассказала бы свою историю, ведь это значило бы вовлечь в скандал ребенка.

— Нет! Вовсе не это Аллегра собиралась сделать. Она и не думала вовлекать ребенка. Она была женщиной сентиментальной и любила Хьюберта. Нет, Аллегра намеревалась обвинить непосредственно меня. И тогда, если бы даже я открыла подлинную правду, чем бы это мне помогло? В конце концов, я же действительно промокнула жидкость и долила воду в миску. А Аллегра, заметьте, ничего не теряла — ни жизни, ни репутации. Ее не могли дважды судить за одно и то же преступление. Вот почему она и дождалась окончания суда. Это обеспечивало ей безопасность уже навсегда.

А я? В тех кругах, где я в то время вращалась, считалось, что репутация — это все. Стоило Аллегре только шепнуть свою историю на ухо нескольким слугам — и мне был бы конец. Правда бывает на удивление липучей. И проблема не только в репутации. Я платила, потому что жила в тени виселицы.

— Но разве она смогла бы что-нибудь доказать? — спросил Дэлглиш.

Мисс Годдар неожиданно взглянула на него и разразилась визгливым зловещим смехом. Он рвался из ее горла, пока Дэлглиш не испугался, что у нее вот-вот лопнут натянувшиеся на шее сухожилия.

— Разумеется, смогла бы! Вы глупец! Неужели не понимаете? Она украла у меня платок, тот самый, которым я промокнула яд. Не забывайте, что это была ее профессия. В какой-то момент, в тот самый вечер, возможно, когда мы все столпились вокруг дедушкиной кровати, два мягких пухлых пальчика незаметно проскользнули между шелковыми складками моего платья и выудили этот испачканный чертов кусок льна.