Гилберт Честертон - Расследование отца Брауна [сборник]

— Я не раз это слышал, — сказал Граймс. — Вы говорите, это важно помнить?

— Да, очень важно, — сказал отец Браун, — потому что это ясный и достоверный отчет о том, чего на самом деле не было.

— А что же было? — спросил инспектор.

— Прямо противоположное, — сказал отец Браун. — Малость, казалось бы, но она все меняет. Не осужденный поджидал в засаде хорошо одетого джентльмена, а джентльмен караулил на болоте осужденного, чтобы с восторгом облачиться в полосатую робу. Он знал, что где-то на болоте рыщет беглец, и ему позарез нужна была его одежда. Возможно, он знал и то, что полиция готова отловить заключенного и срочно конвоировать его с болот. Не совсем ясно, какую роль играл в этом деле Денис Хара со своей бандой; был ли им известен только первый сценарий или второй тоже. Вполне возможно, что они работали на браконьера и только на него, ему ведь сочувствует бедный люд. Мне приятно думать, что наш хорошо одетый друг осуществил свое перевоплощение собственными силами. Он был исключительно хорошо одет, просто с иголочки, и волосы у него были красивые, и усы, и все прочее, чем он был обязан скорее парикмахеру, чем портному. В надежности этого костюма он убеждался много раз; а вы, должно быть, помните, что в этом городке и в этом банке он появился совсем недавно. Окликнув наконец заключенного, чьей одежды он домогался, он проверил на глаз, правда ли, что тот — примерно его комплекции. Оставалось украсить его шляпой, париком, усами с бородкой и роскошным облачением, чтобы даже стражник, которого он стукнул по голове, его не узнал. А наш блистательный финансист напялил тюремную робу и впервые за многие месяцы, а может быть — и годы, почувствовал, что свободен.

У него ведь не было бедных приверженцев, которые выручили бы его или укрыли, если бы узнали правду. Его не защитили бы юристы и общественные деятели, полагая, что он отстрадал свое и его пора освободить. У него не было друзей даже в преступном мире, он связан только с сильными мира сего, нашими поработителями и хозяевами, которым мы так легко позволяем одерживать над нами верх. Он был современным колдуном, финансовым гением; и если воровал, то воровал он у тысяч и тысяч бедных. Когда он переступил черту (а в современном праве это очень тонкая линия), все, просто весь мир, обратился против него. Мне кажется, подсознательно он стремился в тюрьму, как стремятся домой. Мы в точности не знаем, какими были его планы. Даже если бы тюремное начальство поймало его и потрудилось снять отпечатки пальцев, а там — догадалось, что он не тот заключенный, нелегко понять, что они могли вменить ему. Я думаю, скорее всего он знал, что шайка Хары ему поможет, быстро вывезет его из страны. Возможно, у них были какие-то сделки, конечно — без полной откровенности. Сговоры между крупным бизнесменом и мелким рэкетиром в Америке — дело обычное, ведь они, в сущности, делают одно дело.

Наверное, уговорить заключенного тоже не составляло труда. Ему эта сделка показалась очень выгодной. Может быть, он думал, что это входит в план Хары. В общем, беглец избавился от робы и в одежде джентльмена занял место среди джентльменов, где он был своим и мог, по меньшей мере, спокойно обдумать следующий ход. О, Господи, какая ирония! Какая ловушка! Человек бежал из тюрьмы, когда его вот-вот выпустят, да и наказан он за неясное, полупрощенное преступление — и рад обрядиться в элегантный костюм отпетого преступника, на которого вот-вот начнется охота! Многие угодили в капканы, расставленные сэром Арчером Андерсоном, но самый хитрый капкан он поставил на человека, добровольно надевшего там, на болоте, его лучший костюм.

— Ну вот, — добродушно улыбнулся Граймс. — Теперь, когда вы все объяснили, нам, может, и удастся что-то доказать. У него, как-никак, снимут отпечатки пальцев.

Отец Браун благоговейно склонил голову.

— Конечно, — сказал он. — У сэра Арчера никогда не брали отпечатков. Господи, куда там! У такого важного человека…

— В том-то и дело, — сказал мистер Уикс, — что никто о нем почти ничего не знает — ни отпечатков, ничего. Когда я начал изучать его жизнь, у меня была нечеткая карта, превратившаяся потом в лабиринт. Я немного разбираюсь в таких лабиринтах, но этот был раз в сто запутаннее других.

— Для меня это все запутано, — вздохнул отец Браун. — Я сказал, что финансовый мир выше моего разумения. Твердо я знал одно: для жулика тот человек слишком прыгуч и прыток.

Предложила его Раиса Померанцева, редактор сборника 1958 года. — Примеч. Н. Трауберг .

Хук ван Холланд — порт в Голландии; соединяется каналом с Роттердамом. — Здесь и далее примеч. пер.

После смерти Роланда на земле воцарилась тишина . — В старофранцузском эпосе «Песнь о Роланде» после гибели славного графа король Карл зовет своих подданных, но ему никто не отвечает: «ни звука королю в ответ». «Песнь о Роланде», с. XXVI, ст. 2411.

Шесть футов четыре дюйма — 1 м 93 см.

. ..мудрость должна полагаться на непредвиденное . — Вероятно, речь идет о наблюдении Э. По из новеллы «Убийство на улице Морг»: «Искусство аналитика проявляется как раз в том, что правилами игры не предусмотрено».

Хемпстед — расположенное на холмистой местности аристократическое предместье на севере Лондона.

Тэфнел-парк, Кэмден-таун — улицы и соответствующие автобусные остановки по пути в Хемпстед.

Вестминстер — центральный район Лондона, где находятся правительственные учреждения.

Mon ami — мой друг (фр.).

По евангельской легенде, на бледном коне скачет один из четырех всадников Апокалипсиса — Смерть. — Здесь и далее примеч. пер.

Отец Браун угрожал мсье Фламбо адскими муками, цитируя Евангелие от Марка, 9,44.

« Олбани » — знаменитый особняк XVIII века на Пикадилли в Лондоне, который с 1802 года домовладелец разделил на роскошные апартаменты для одиноких обеспеченных мужчин.

Милле Жан Франсуа (1814–1875) — французский живописец, член «Братства прерафаэлитов». — Здесь и далее примеч. пер.

. ..в духе Чарльза Диккенса . — Речь идет о «Рождественских рассказах» Ч. Диккенса (1812–1871).

Путни — южный пригород Лондона.

«Пираты из Пензанса» — популярная оперетта английского композитора Артура Сеймора Салливана (1842–1900), поставленная в 1879 году по либретто У. С. Гилберта (1836–1911).

Нравственная проповедь отца Брауна — полемика Честертона с циничной проповедью героя «Портрета Дориана Грея» (1891) лорда Генри: «Но когда вы станете безобразным стариком…» — Примеч. пер.