Макс Ладенбург - Приключения Фрица Стагарта, знаменитого немецкого сыщика.

— Я была сегодня ночью дома, — проговорила беззвучно баронесса. — Персонал гостиницы может это удостоверить.

И действительно, прислуга, которую допросил полицейский, показала единогласно, что баронесса не выходила из гостиницы. Последней была допрошена камер-юнгфера баронессы, на которую обратил внимание полицейского директор гостиницы.

Это была очень молодая, хорошенькая девушка, уроженка юга Франции, судя по ее произношению. Она была, видимо, крайне подавлена и при каждом обращенном к ней вопросе обращала взор, как бы ища помощи, к своей барыне, которая не сводила с нее глаз.

— Вы давно служите у баронессы? — спросил полицейский комиссар.

— Три месяца, сударь, — ответила девушка.

— Вы вчерашний день провели с вашей барыней?

— Да, — вымолвила она нерешительно.

— И вы удостоверяете, что баронесса не выходила сегодня ночью из гостиницы?

— Нет, — то есть да, она не выходила из гостиницы — я это удостоверяю.

Баронесса глубоко вздохнула. Этот ответ снял с сердца всех присутствующих при этом ужасном допросе тяжелый камень.

— Хорошо, — проговорил комиссар, собирая свои бумаги, — вы должны будете подтвердить ваши показания. Предварительное следствие закончено.

Я видел, как Стагарт впился глазами в молодую девушку, как бы желая проникнуть в тайники ее души. Девушка старалась не смотреть на Стагарта, и взор ее испуганно блуждал по комнате.

Вдруг она разразилась рыданиями и с ней сделалась сильная истерика.

— Она солгала, — проговорил спокойно Стагарт, обращаясь к комиссару.

— Если вы сказали неправду, — обратился тот к молодой девушке, — то вы будете строго наказаны. Еще есть время все загладить, вы можете еще взять назад ваши показания, если они лживы.

Девушка избегала смотреть на баронессу.

— Это была неправда, — прошептала она едва слышно.

— Что неправда? Объясните подробнее, — проговорил нетерпеливо полицейский.

— Я вам скажу истинную правду — баронесса, когда барон еще находился в своих апартаментах, вышла вчера вечером из гостиницы в сопровождении Жана. На ней были мое пальто и шляпа, и она была покрыта густой вуалью. Мне было приказано лечь спать и держать язык за зубами.

— Кто это Жан? — спросил комиссар, снова разложивший на столе свои бумаги.

— Камердинер барона — мой — мой жених. Он больше не вернулся — только шляпу его нашли, г. комиссар.

— И когда вернулась баронесса домой? — спросил комиссар.

Все затаили дыхание.

— Сегодня утром.

— В гостинице ее, вероятно, приняли за прислугу, — проговорил комиссар, обращаясь к нам.

— А когда узнала баронесса об отсутствии своего мужа?

— Вскоре после своего возвращения.

Комиссар обратился к молодой женщине, которая опустилась на диван и закрыла лицо руками.

— Сударыня, — проговорил полицейский, — бесполезно далее скрывать от нас правду. Вы уходили сегодня ночью из дому?

— Да.

— С камердинером?

— Да.

— И вернулись только сегодня утром?

— Да.

— И — где вы были сегодня ночью?

Молодая женщина поднялась и с бледным как полотно лицом, повернувшись к комиссару, проговорила:

— Я этого не могу сказать — это невозможно.

И, поняв по общему томительному молчанию всю серьезность своего положения, она бросилась на колени и, подняв руки к небу, воскликнула:

— Я невинна, Боже милосердный, помоги мне!

Комиссар дал знак. На пороге появился полицейский.

— Карету!

Обращаясь к баронессе де Руссель, он громко произнес:

— Именем закона! Арестую вас по подозрению в убийстве и ограблении вашего мужа.

Молодая женщина вскрикнула. Г-жа Георгиевская подошла к ней и обняла ее:

— Ступайте, — проговорила она. — Мы все верим в вашу невинность. Не теряйте духа, Господь вам поможет.

Через полминуты я остался в комнате один с Стагартом.

Заявления Стагарта было достаточно, чтобы власти предоставили ему все необходимые полномочия. Имя его в то время было уже известно далеко за пределами Германии и все полицейские власти Европы считали его за самого смелого и талантливого сыщика. Он был борцом против преступления не по призванию, но из чувства ненависти к преступникам и он был в своих действиях совершенно независим, так как он обладал громадным состоянием.

— Этот случай глубоко взволновал меня, никогда еще я не был так поражен, — сказал я ему. — Ни одно приключение, пережитое нами, не может быть сравнимо с настоящим.

— Ты прав, — ответил он. — Здесь мы имеем дело с запутанной историей, которая заслуживает внимания. Было бы позором, если бы не нашли убийцу моего бедного друга.

— Ты, значит, не веришь в виновность его жены?

Стагарт пожал плечами.

— Верить, мой друг, значит ничего не знать. Пока что ее можно только подозревать в убийстве барона.

— Но ведь эта слабая женщина не была в состоянии убить барона, человека гораздо выше среднего роста, и убить, как это установлено, после отчаянной борьбы.

— Ты забываешь, — возразил мой друг, — что она вышла из дому в сопровождении камердинера.

— Да — ты прав, Стагарт. Теперь я вспоминаю, что мы среди следов ног мужчины нашли и женские следы.

— Что указывает на присутствие женщины, — продолжал мой друг. — Судя по следам, всего было три или четыре человека, так что, значит, в убийстве принимали участие несколько человек. Благодаря этому обстоятельству открывается поле для новых предположений. Прежде всего, я должен обстоятельно ознакомиться с частной жизнью моего друга. Для этой цели я получил от полиции корреспонденцию барона. Если это тебя интересует, то проводи меня, пожалуйста, в нашу гостиницу, где мы совершенно спокойно ознакомимся с его перепиской.

До вечера просидели мы вместе над чтением многочисленных писем. Была, между прочим, пачка розовых листков — это были письма баронессы, когда она еще была невестой. Все они дышали нежностью, преданностью и любовью.

Несколько писем были позднейшего происхождения, написанные баронессой, когда барон был в отъезде. Они были полны жгучей ревности, и в них, в каждой строчке сказывалась глубокая любовь жены к своему мужу.

— Не может быть, чтобы она была убийцей барона, — невольно вырвалось у меня.

Мой друг приподнял брови и с усмешкой взглянул на меня.

— Ты слишком поспешно выводишь заключения, — проговорил он. — Разве ты можешь знать, искренни ли эти письма? Ты достаточно хорошо изучил женщин и знаешь, что они мастерицы обманывать. Я во всех данных, положительных ли, отрицательных ли, вижу только материал, числа и больше ничего. Посредством этих чисел я делаю вычисления, и один только результат может дать мне окончательные заключения. На этот раз я стою перед математической задачей, которую путем простого сложения или вычитания невозможно решить. Она требует сложного вычисления — но все-таки я имею уже некоторые данные.