Макс Ладенбург - Приключения Фрица Стагарта, знаменитого немецкого сыщика.

Я слишком хорошо знал метод моего друга, чтобы настаивать далее. Поэтому я стал одеваться и через час мы со Стагартом входили в казино, где мы встретились с русской, которая, несмотря на ранний час, уже вела оживленную игру.

— А, господин Стагарт, — воскликнула она, видимо, едва справляясь со своим волнением.

— Наконец-то! Имеете вы доказательства невинности моей несчастной подруги?

Мы сели рядом с ней.

— Мало шансов доказать ее невинность, — ответил Стагарт. — Все указывает на то, что она убийца своего мужа.

Русская ничего не ответила, так как внимание ее было отвлечено неожиданным проигрышем значительной суммы.

Стагарт поставил довольно значительные суммы и проиграл их несколько раз подряд. На лице его снова появилось выражение железной решимости, и он продолжал игру с напряженным вниманием.

Теперь он начал выигрывать. Молча играл он, не обращая внимания на обращаемые к нему мною и русской вопросы и выигрывал. Ставки его и вместе с тем выигрыши все увеличивались. Золото лежало перед ним целой кучей, но он, по-видимому, не обращал на это внимания. Мысли его витали где-то вдали и, тем не менее, он играл с самым напряженным вниманием, ни разу даже не проиграв своей ставки.

Через несколько часов он выиграл целое состояние. Он разменял золото на кредитные билеты и сунул их небрежно в карман.

День мы провели в Ницце. На следующее утро Стагарт играл с тем же счастьем, через день повторилось то же самое. Мой друг уже стал своего рода достопримечательностью. Игроки переставали играть, когда он входил в залу. И русская, подобно мне, поражалась счастью, которое покровительствовало Стагарту.

Или, может быть, это было не счастье, а система?

Возможность этого обсуждалась громко в игорном зале. Крупье потеряли свое олимпийское величие. Все Монте-Карло пришло в неописанное волнение. По телеграфу во все газеты мира сообщались сведения о чудесном игроке.

Между тем Стагарт продолжал спокойно играть, так спокойно, как будто бы он читал газеты. Так прошло несколько дней.

Вечером он куда-то пропадал и часто возвращался домой только поздно ночью. Он не разрешал мне сопровождать его, так что цель этих прогулок была для меня совершенно неизвестна.

На пятый день он, казалось, смутился во время игры.

Он пододвинул русской лист бумаги:

— Пишите, пожалуйста, — проговорил он отрывисто: — 15, 27, 34, красное.

Затем он продолжал играть дальше.

Вечером он сорвал банк.

Он вошел в мою комнату и с презрением бросил на стол целый тюк кредитных билетов.

— Эти проклятые деньги, — воскликнул он с горячностью, которую мне редко приходилось в нем подмечать. — Все несчастия на земле от денег.

Затем он погрузился в мечты и замолчал.

Когда пробило десять часов, он поднялся. Я увидал, что он прятал в карман револьвер.

— Тебя интересует познакомиться с убийцами барона де Русселя? — спросил он меня с усмешкой.

Я вскочил с дивана как наэлектризованный.

— Как — неужели ты их открыл?

— Еще нет. Но мы с ними познакомимся сегодня вечером. Извести полицию и в час ночи приходи с четырьмя надежными полицейскими на дорогу в Ле-Мулен. Спрячьтесь за деревней у того места, где дорога идет в гору. Когда услышите выстрел, то бегите скорее, чтобы не прийти слишком поздно.

— Но не будет ли лучше, если я буду тебя сопровождать? — спросил я.

Стагарт уже неоднократно являл доказательства своей безумной отваги, так что я имел полное основание опасаться при подобных приключениях за его жизнь.

Он покачал головой.

— Твое присутствие могло бы только помешать удаче моего дела, — ответил он, крепко пожимая мне руку. — Очень важно, чтобы ты оставался с полицейскими и чтобы они явились не слишком рано и не слишком поздно. От этого будет все зависеть. Будем надеяться, что дело обойдется без пролития крови, — прибавил он с улыбкой, вынимая часы. — Я тороплюсь, прощай.

И с этими словами он исчез.

Ровно в час мы двигались по дороге, идущей извилинами из Ле-Мулен в Ментону. За деревней мы остановились и начали прислушиваться.

Была ясная лунная ночь. Ни единый звук не нарушал тишину: прошло полчаса, все было тихо. Полицейские были в нетерпении, я сам начал беспокоиться и сомневаться в удаче.

Вдруг в ночной тиши раздался выстрел.

С револьверами в руках выскочили мы на дорогу. Вынырнули темные тени, раздались второй, третий выстрелы и прокатились протяжным эхом по горам.

Стагарт стоял с револьвером в правой руке, прислонившись к дереву, а левой рукой держал стоявшую перед ним на коленях женщину. Два молодца с замазанными сажей лицами лежали раненые на земле. Трое других спасались бегством по дороге, преследуемые полицейскими. Еще несколько раз раздались выстрелы. Это стреляли преследуемые, полицейские им ответили тем же.

Я подбежал к моему другу. Из раны на его левой щеке, очевидно, нанесенной ножом, обильно струилась кровь. Под его железной рукой извивалась женщина. При моем приближении она напрягла все усилия и приподнялась.

Бриллианты упали на землю. Густые черные волосы распустились и покрыли декольтированный бюст ее. Ко мне обратилось искаженное злобой лицо с метавшими искры глазами.

Это была русская, г-жа Георгиевская.

Полицейские вернулись. Они несли убитого.

— Вот убийца барона де Русселя, — проговорил мой друг твердым голосом. — Арестуйте эту женщину!

С этими словами он ушел, крепко прижимая платок к своей ране.

Отвратительное проклятие, произнесенное на русском языке, вырвалось из уст русской. Затем уже издалека к нам доносились крики женщины, которую связали полицейские.

Так как мы оба не могли заснуть в эту ночь, то мы и спустились к берегу.

Перед нами открывалась чудная картина.

Мой друг закурил папиросу и затем начал рассказывать.

— Мне на этот раз предстояло разрешить очень трудную задачу, и я имею теперь полное право гордиться своей удачей. С самого начала, благодаря нагромождению разных фактов, внушавших подозрение и указывавших по одному и тому же направлению, существовала опасность одностороннего и пристрастного расследования дела. Поэтому я, несмотря на все доказательства виновности несчастной жены моего убитого друга, с самого начала решил совершенно не обращать внимания на эти улики.

— Трех человек можно было подозревать в преступлении. Во-первых, жену барона, во-вторых, камердинера и в-третьих, того молодого человека, который навлек на себя подозрение своим поведением. Найденное письмо, бывшее, очевидно, ответом на любовное послание барона, очевидно указало мне на четвертое, совершенно неизвестное лицо, которое состояло в загадочных отношениях не только к барону, но и — как это явствует из найденной записки — к супруге его. Письма навели меня на новый след в самом Париже.