Макс Ладенбург - Приключения Фрица Стагарта, знаменитого немецкого сыщика.

Я с удивлением взглянул на моего друга, но не мог ничего угадать по его непроницаемому лицу. Не раз мне уже приходилось удивляться смелости, остроумию и энергии его как в выводе заключений, так и в достижении намеченной цели. Я уже давно знал, что в его деятельности математика играет большую роль.

Напряженное внимание, с которым мой друг читал одно письмо, заставило и меня бросить на него взгляд. Судя по почерку, оно было написано женщиной, энергичный почерк которой являлся разительным контрастом с мягким, почти робким почерком баронессы. Стагарт кивнул головой с довольным видом и отложил это письмо в сторону.

— Неизвестное число, пожалуй, найдено, — сказал он, и лицо его немного прояснилось. — Если тебе интересно, я прочту тебе письма, из которых видно, что мой убитый друг был тайным Дон-Жуаном.

— Конечно, это меня интересует, — ответил я нетерпеливо.

Письмо, написанное на французском языке, было очень короткое.

Так как оно играет большую роль в разгадке этого необыкновенного происшествия, являющегося одним из самых блестящих эпизодов криминалистической жизни Фрица Стагарта, я приведу его дословный перевод:

Г-ну барону де Русселю.

Париж, Итальянский бульвар.

Париж, 18 мая.

Мой дорогой друг!

Ваше последнее письмо доказывает, что Вы сердцем моложе, чем умом. Счастье, что я думаю за нас обоих. Если бы я приняла Ваши предложения и перешагнула через все отделяющие нас преграды и сделала бы все, чтобы соединиться навеки с Вами, то я сделала бы навеки несчастными нас обоих. Нет, мой друг! Чувства ваши благородны, но Ваши планы непрактичны. Извлекайте пользу из обстоятельств, но не подчиняйтесь им. Тогда мы будем счастливы, и не явится необходимость пожертвовать нашим будущим.

Ваша Роксана.

— Странное письмо, — заметил я.

— Оно доказывает, что барон был влюблен в какую-то женщину, — прибавил мой друг. — Письмо не было бы интересным, если бы в нем не заключалось разительного противоречия.

— Оно относится ко времени пребывания барона в Париже, — проговорил я. — Может быть, здесь дело идет о любовном приключении, бывшем до его женитьбы.

— Надо было бы так предполагать, — проговорил Стагарт, — если бы не число.

Только теперь я обратил внимание на число письма. Оно было написано около двух недель тому назад.

— Это, во всяком случае, очень странно, — заметил я.

— Конечно, тем более, что барон находился уже около четырех недель в Париже. А ведь на конверте штемпель Парижа. Письмо послано из Парижа и там же и получено.

— Новая загадка, — воскликнул я. — Во всяком случае, барон, очевидно, прервал свое пребывание в Монте-Карло и поспешно отправился на короткое время в Париж.

— Надо полагать, — ответил Стагарт, — хотя данных, оправдывающих это предположение, не имеется.

— А ты не думаешь, что тот молодой англичанин, который так нахально вчера вел себя, имеет какое-нибудь отношение ко всему этому происшествию?

Стагарт ничего не отвечал. Он дошел, очевидно, в своих выводах до того пункта, когда он погружался в размышления. Он встал и взволнованно прошелся несколько раз по комнате. В больших глазах его появился необычайный блеск. Каждый мускул его лица как бы окаменел. Выражение его лица стало бесстрастным. Он подошел к окну и долго смотрел на дорогу. На лице его появилось выражение мучительной напряженности. Когда он обернулся ко мне, странная улыбка показалась на его губах.

— Я хочу еще раз осмотреть комнаты, в которых жила баронесса, — проговорил он. — В ряду моих логических выводов недостает одного звена.

Удивленный, последовал я за ним в «Парижскую» гостиницу. Комнаты находились совершенно в том же положении, в каком они были, когда мы их оставили сегодня утром. С той спокойной тщательностью, которой мне уже часто приходилось удивляться, друг мой начал осматривать каждый угол. Он исследовал в микроскоп пепел нескольких папирос, поднимал с пола ковры и даже подверг подробному осмотру платья баронессы. Уже на лице его появилось выражение разочарования, как вдруг он вынул из кармана одного платья маленький, смятый лоскуток бумаги. Он подошел к окну, прочитал бумажку и передал мне ее с довольной усмешкой.

На бумажке было написано:

«Ле-Мулен. Белое с зеленым. Один час, 34».

— Да ведь это та же рука, что и в той любовной записке, которую мы только что видели, — воскликнул я.

Стагарт кивнул головой.

— Понимаешь ты, что это должно означать? — спросил я, ничего не понимая.

— Приблизительно да, — ответил мой друг. — Мои выводы сходятся.

Он пошел в контору и начал говорить по телефону с префектурой.

— Что, добились сознания г-жи де Руссель?

— Нет, — гласил ответ, — она отрицает свою вину и относится ко всему с полной апатией.

— Напали на следы камердинера?

— Да. Тело его час тому назад прибило волнами на берег около Монако.

— Он убит?

— Да, задушен.

— Найдены следы того молодого человека, которого подозревают в прикосновенности к убийству барона и как его зовут?

— Это лорд Даусон, родом из Лондона, английский спортсмен. Он отправился в Париж и будет там допрошен, вероятно, тотчас же по прибытии туда.

— Благодарю вас.

На этом разговор кончился. Мой друг обратился ко мне.

— Я вполне полагаюсь на тебя, ты не должен никому ни слова говорить о результате моих наблюдений, а то все пойдет прахом.

Час спустя Стагарт уезжал в Париж.

У меня было несколько дней времени для ближайшего ознакомления с Монте-Карло и его волшебными окрестностями. Так как у меня там не было знакомых, то я познакомился ближе с г-жой Георгиевской, в обществе которой я предпринял несколько прелестных прогулок. Судьба ее подруги страшно ее беспокоила и она, подобно мне, с нервным напряжением ждала возвращения моего друга. Прошло четыре дня, а я от него не получал никаких известий. На пятый день утром в мою спальню вошел граф Стагарт.

Он был очень бледен, и видно было, что он не спал несколько ночей.

— Случилось что-нибудь неожиданное? — спросил он, не здороваясь со мной и бросаясь на диван.

— Нет, ничего не случилось, — ответил я. — Скоро начнется процесс баронессы. Все Монако находится в лихорадочном возбуждении.

Стагарт рассмеялся.

— Не только Монако, мой друг, но и парижские газеты занимаются усиленно этим сенсационным делом и сообщают о нем разные небылицы.

— И чем кончилась твоя поездка? — спросил я. — Я вижу, что ты находишься в большом волнении, хотя ты и стараешься сохранить передо мной спокойствие.

— Я не отрицаю того, — ответил мой друг, — что все эти хлопоты меня немного взволновали. Но я не люблю играть в открытую. Твое любопытство будет скоро удовлетворено.