Кэрола Данн - Реквием для меццо

— Но у вас ведь нет доказательств, что взяла?

— Нет. Если честно, пока не знаю, как их добыть. Остается рассчитывать, что убийца сам признается, а если это она, то у меня есть идея, как выжать из нее признание.

— Звучит ужасно.

— Убийство — вот что ужасно. Не забывайте об этом, а то как вы сможете мне помочь?

— Я? Помочь? Здорово! Что нужно делать?

— Вы свободны завтра после обеда? В Альберт-холле будет репетиция «Реквиема», соберутся все подозреваемые.

— Кроме миссис Говер.

— Я сказал ей, что хочу собрать всех, чтобы объявить что-то важное. Она придет, а уж вашему присутствию никто не удивится.

— Они подумают, что вы им скажете о миссис Кокрейн. Но каким образом это заставит убийцу признаться?

— Я объявлю, что миссис Абернати могла умереть от отравления цианидом только…

— Вроде же установлено, что тринитрином! — перебила его Дэйзи.

— Погодите, дайте закончить. Только если ее врач ошибся, когда готовил микстуру от кашля — там присутствует цианид в ничтожно малой дозе.

— Доктор Вудвард?

— Да, хотя называть я его не буду.

— Да уж, пожалуйста! Ему тогда конец.

— Совершенно верно. Поэтому я и надеюсь, что убийца попадется на уловку, и вы мне поможете. Между прочим, я спросил разрешения у доктора.

— Как же он разрешил? — возмутилась Дэйзи. — У него же семья, дети!

— Вот именно!

Дэйзи возмутилась еще больше:

— Что значит ваше «вот именно»?

— Если вы перестанете меня перебивать, я объясню! Гипотеза о нитроглицерине пока ничем не подтверждена, так что Вудвард заинтересован в раскрытии дела. А дети? В них-то все и дело.

— Дети и миссис Говер, — медленно сказала Дэйзи.

— Правильно. У Вудварда трое малолетних детей.

— Значит, когда вы говорите, что он… Вы хотите, чтобы я… Она признается ради них? Да, возможно.

— Только, ради бога, не упомяните ненароком его имя, если не признается. Все, не могу больше добыть ни капли из этого чайника. Заказать еще? Нет? Хорошо, тогда на обратном пути обсудим, что именно вам говорить. — Алек подозвал официанта и попросил счет.

Вместо официанта снова пришел хозяин ресторана.

— Мистер Флетчер, примите подарок — ужин за счет заведения, — просиял он, мелко кланяясь.

Тем не менее Алек вежливо настоял на том, что заплатит. По пути к автомобилю Дэйзи поинтересовалась, чем же Алек заслужил особое отношение, но тот только покачал головой.

— Ну же, Алек, признавайтесь!

Он засмеялся.

— Было одно расследование, в котором вы чудом не участвовали. Большего сказать не могу. Зато в этот раз у вас очень ответственная роль.

После репетиции в гримуборной собрались все те же. Дэйзи, у которой в голове еще звучала последняя трагичная нота « Libera me» [29] «Избави мя, Господи» ( лат .) — последний раздел «Реквиема». , села с Мюриэл, Роджером и Яковом Левичем.

Рядом сидел, перебирая пальцами, играя на воображаемом орга́не, мистер Финч. Оливия и Кокрейн держались рядом. Вид у дирижера был такой, словно он потерял нужное место в партитуре жизни и теперь вынужден импровизировать. Впрочем, на дирижировании это никак не сказалось, и репетиция прошла гладко.

Димитрий Марченко снова сидел в одиночестве, погрузившись в раздумья. Консуэла Делакоста нетерпеливо расхаживала по комнате, как пантера по клетке, старательно не обращая внимания на Гилберта и Дженнифер, которые сидели рядышком, склонив головы друг к другу. Они и вошли-то в гримерную, держась за руки. Может, Алек ошибается и миссис Говер невиновна?

Из всех присутствующих Дэйзи предпочла бы видеть на скамье подсудимых Марченко, но доктором Вудвардом его не проймешь.

В гримерную вошел все такой же краснощекий и пузатый майор Браун и тут же принялся уверять всех и каждого, что старший инспектор вот-вот прибудет. Подойдя к Дэйзи и ее друзьям, он гоготнул:

— У меня новая банка печенья. Заходите на чай, мисс Дэлримпл.

Дэйзи улыбнулась и собралась ответить, когда вошел Алек.

Направляясь в середину комнаты, уверенный и представительный в темном костюме, он поймал взгляд Дэйзи, и она ответила ему легким кивком. Может, все-таки Дженнифер Говер невиновна, ну а если виновна, то…

Вошедшие вслед за Алеком в комнату Том Тринг и Пайпер встали по бокам двери. Пайпер извлек из кармана блокнот.

Если в костюме дикой клетчатой расцветки сержант казался просто грузным, то в черном выглядел огромным и мускулистым. Не хуже Марченко. Нет, вчера вечером Алек определенно что-то недоговаривал. Что он задумал?

Консуэла подскочила к Алеку и прошипела что-то по-испански.

— Не могли бы вы сесть, мисс Делакоста? — вежливо попросил ее Алек.

— Зачем я здесь? — настаивала она. — Я не убивать esta maldita [30] Эту язву ( исп .). , и я наплевать, кто убийца. Я репетировать опера. Должен отдыхать!

— Я не отниму у вас много времени, мэм. Прошу вас, сядьте. — Он подождал, пока обиженная Делакоста усядется, затем продолжил: — Дамы и господа, добрый вечер, спасибо, что согласились прийти. Уверен, вы все или почти все хотите узнать, что нам удалось выяснить относительно обстоятельств смерти миссис Роджер Абернати, в музыкальных кругах известной как Беттина Уэстли.

Один или два кивка в ответ. Должно быть, Финч услышал слово «смерть», потому что принялся «играть» нечто похожее на похоронный марш. Роджер сидел, глядя на свои дрожащие руки, сцепленные на коленях. Мюриэл положила ладонь ему на плечо. «Нельзя подвергать его такому испытанию», — подумала Дэйзи.

— Миссис Абернати принимала микстуру от кашля, которая содержала совершенно безвредное количество прусской, или, по-другому, синильной, кислоты. Причем часто запивала микстуру своим любимым ликером. Цианидом она могла отравиться, только если бы ее лечащий врач ошибся, когда готовил микстуру…

— Какой ужас! — вскричала Дэйзи. — Одна трагическая ошибка может сломать жизнь доктору. Что станется с его женой и бедными детишками?

На лице миссис Говер отразился ужас, но она не проронила ни слова.

Всеобщее молчание прервал голос Роджера Абернати, усталый, хриплый:

— Это был не цианид. — С видимым усилием он поднялся с места и сделал шаг вперед. Руки его безвольно повисли вдоль тела, будто бы он не знал, что с ними делать. — Ее убил я. Тринитрином.

Дэйзи ошеломленно застыла. У Мюриеэл вырвался приглушенный вздох ужаса — единственный звук среди безмолвия.

В твердом взгляде Алека не было ни малейшего удивления.

— Почему? — ровным тоном спросил он. — Почему сейчас, после стольких лет? Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.

Роджер, похоже, не слышал предупреждения. Голос его звучал монотонно:

— Она ломала жизнь сестре. Я совершил ошибку, и мои страдания — это расплата. Я любил ее и женился на ней вместо Мюриэл. К своему стыду, я послушался, когда она запретила мне учить Мюриэл.