Агата Кристи - Кошка среди голубей

Леди Вероника была известной угрозой. Очаровательная женщина, горячо привязанная к своим дочерям-близнецам и очень приятная, когда она была, как говорится, «в себе», – но, к несчастью, через непредсказуемые промежутки времени она бывала не в себе. Ее муж, майор Карлтон-Сэндуэйз, вполне справлялся с ней. С ними жила родственница, которая обычно присматривала за леди Вероникой и при необходимости преграждала ей путь. В День спорта леди Вероника, под бдительным присмотром как майора Карлтон-Сэндуэйза, так и родственницы, приезжала совершенно трезвая и прекрасно одетая, являя собой образцовую мать.

Но бывали случаи, когда леди Вероника ускользала от своих доброжелательных стражей, накачивалась спиртным и прямиком устремлялась к дочерям, чтобы заверить их в своей материнской любви. Близнецы приехали поездом сегодня утром, но никто не ожидал леди Веронику.

Миссис Апджон продолжала что-то говорить, однако мисс Булстроуд не слушала. Она перебирала различные варианты действий, так как понимала, что леди Вероника быстро приближается к агрессивной стадии. Но внезапно, как ответ на молитвы, появилась мисс Чедвик, она почти бежала и слегка запыхалась. Верная Чедди, подумала мисс Булстроуд. На нее всегда можно положиться, идет ли речь о поврежденной артерии или о пьяной родительнице.

– Позор, – громко сказала ей леди Вероника. – Пытались удержать меня, не хотели, чтобы я сюда приезжала, но я надула Эдит. Пошла отдыхать, вывела машину и удрала от старушки Эдит… настоящая старая дева, ни один мужчина и не посмотрит на нее… По дороге поскандалила с полицейским. Он сказал, что я не в том состоянии, чтобы вести машину… чепуха… Я собираюсь сказать миссис Булстроуд, что забираю девочек домой, они мне нужны дома – материнская любовь. Чудесная вещь, эта материнская любовь…

– Прекрасно, леди Вероника, – ответила мисс Чедвик. – Мы так рады, что вы приехали. Мне особенно хочется, чтобы вы увидели новый спортивный павильон. Он вам очень понравится.

Она ловко развернула шатающуюся леди Веронику в противоположном направлении, уводя ее прочь от дома.

– Я думаю, мы найдем там ваших девочек, – весело сказала она. – Такой красивый спортивный павильон, новые шкафчики и сушилка для купальников… – Их голоса замерли в отдалении.

Мисс Булстроуд наблюдала. Один раз леди Вероника попыталась вырваться и вернуться к дому, но мисс Чедвик была достойным противником. Они исчезли за рододендронами, направляясь к отдаленному, отдельно стоящему новому спортивному павильону.

Мисс Булстроуд вздохнула с облегчением. Превосходная Чедди. Такая надежная! Несовременная, умом не блещет, не считая математики, но всегда приходит на помощь в трудные минуты.

Директриса со вздохом и чувством вины повернулась к мисс Апджон, которая все это время весело что-то рассказывала.

– …хотя, конечно, – говорила она, – никаких по-настоящему шпионских дел. Ни прыжков с парашютом, ни саботажа, ни работы курьера. Мне бы не хватило смелости. По большей части скучная работа в офисе. И нанесение данных на карту. Никаких заговоров, как в романах. Но, конечно, иногда это было интересно и часто очень забавно, как я только что сказала. Все эти тайные агенты следили друг за другом в Женеве, они все знали друг друга в лицо и часто оказывались в одном и том же баре. Я тогда не была замужем, разумеется. Все это было очень весело.

Она внезапно замолчала, виновато и дружелюбно улыбаясь.

– Простите, что я так много болтаю. Отнимаю у вас время. Когда у вас еще так много посетителей…

Она протянула руку, попрощалась и ушла.

Мисс Булстроуд несколько секунд стояла, хмурясь. Какой-то инстинкт подсказывал ей, что она пропустила нечто такое, что может оказаться важным.

Она отмахнулась от этого чувства. Сегодня первый день летнего семестра, и ей еще предстоит принять много родителей. Никогда еще ее школа не пользовалась такой популярностью, никогда директриса не была так уверена в успехе. Мидоубэнк достиг зенита славы.

Ничто не могло подсказать ей, что через несколько недель школа погрузится в пучину неприятностей; что здесь воцарятся беспорядок, смятение и убийство, что уже начались определенные события…

Примерно за два месяца до первого дня летнего семестра в Мидоубэнке произошли некоторые события, которым суждено было вызвать неожиданные последствия в этой прославленной школе для девочек.

Во дворце Рамата сидели два молодых человека, курили и думали о ближайшем будущем. Один молодой человек был темноволосым, с гладким, оливкового цвета лицом и большими грустными глазами. Это был принц Али Юсуф, наследный шейх Рамата, пусть и маленького, но одного из богатейших государств на Ближнем Востоке. Другой молодой человек был светловолосым и веснушчатым и почти без гроша за душой, если не считать приличного жалованья, которое он получал в качестве личного пилота его высочества принца Али Юсуфа. Несмотря на различие в положении, их отношения были отношениями равных. Они учились в одной частной средней школе и с тех пор остались друзьями.

– Они в нас стреляли, Боб, – произнес Али Юсуф, будто не мог в это поверить.

– Еще как стреляли, – отозвался Боб Ролинсон.

– И они стреляли всерьез. Они хотели нас убить.

– Эти ублюдки стреляли всерьез, – мрачно согласился Боб.

Али на мгновение задумался.

– Едва ли стоит пытаться еще раз?

– На этот раз нам может не так повезти. Дело в том, Али, что мы слишком поздно на это решились. Нам следовало бежать две недели назад. Я тебе говорил.

– Никто не любит убегать, – ответил правитель Рамата.

– Я тебя понимаю. Но вспомни, что сказал Шекспир или еще кто-то из поэтов о тех, кто убегает живыми, чтобы сражаться потом.

– Подумать только, – с чувством сказал молодой принц, – сколько денег ушло на создание этого «государства всеобщего благосостояния». Больницы, школы, здравоохранение…

Боб Ролинсон прервал это перечисление:

– Посольство не могло бы помочь?

Али Юсуф покраснел от гнева.

– Укрыться в вашем посольстве? Никогда. Экстремисты, вероятно, будут штурмовать его, они не признаю́т дипломатический иммунитет. Кроме того, если бы я так поступил, это был бы конец всему! И так уже главное обвинение против меня – прозападная политика. – Он вздохнул. – Это так трудно понять… – Голос его звучал задумчиво, он казался моложе своих двадцати пяти лет. – Мой дед был жестоким человеком, настоящим тираном. Он владел сотнями рабов и обращался с ними безжалостно. Во время межплеменных войн беспощадно убивал врагов и казнил их самыми ужасными способами. Стоило прошептать его имя, все бледнели. И все же он до сих пор остается легендой! Им восхищаются! Его уважают! Великий Ахмед Абдулла! А я? Что я сделал? Построил больницы и школы, дал социальное обеспечение, жилье – все то, в чем, как говорят, нуждается народ. Разве это им не нужно? Они предпочли бы царство террора, как у моего деда?