Фредерик Браун - Самое обыкновенное убийство

— Налей мне еще, Эдди. Это так весело!

Я налил и сделал еще глоток. Гарди опрокинула в себя четвертую порцию — эта, я видел, прошла уже не так хорошо.

— Потанцуй со мной, Эдди. Пожалуйста.

Музыка была хорошая.

— Отстань, Гарди!

Она опять закружилась в танце.

— Может, я когда-нибудь на сцене выступать буду!

— Да, у тебя здорово получается.

— Спорим, я и стриптиз могу делать. Как Джипси Роза. Смотри. — Гарди завела руки назад и стала расстегивать платье.

— Не дури, Гарди. Я твой брат, забыла?

— Никакой ты не брат. И потом, это просто танец.

Застежки не поддавались, и она приблизилась ко мне. Я схватил ее за руку:

— Слушай, Гарди, прекрати!

Но она уже почему-то оказалась у меня на коленях, тяжелая и горячая.

— Поцелуй меня, Эдди.

Я моргнуть не успел, как Гарди прижалась своими красными губами к моим. Как-то умудрившись освободиться и встать, я сказал:

— Перестань сейчас же. Ты еще ребенок. Нельзя так.

— Можно, Эдди, можно, — смеялась она. — Давай еще выпьем.

Я налил нам обоим и предложил тост:

— За маму!

— Как скажешь, Эдди.

Я поперхнулся сам, что очень позабавило Гарди.

— Налей мне еще, Эдди. Я сейчас. — Она вышла, слегка пошатываясь. Я повозился с радио, но музыки нигде больше не было, только пьесы.

— Эдди! — позвала Гарди.

Я оглянулся. Она подошла бесшумно, потому что была босая — и вообще совершенно голая.

— Говоришь, я еще ребенок?

Я выключил радио и произнес:

— Нет, Гарди, ты уже выросла, поэтому давай-ка допьем. На, держи.

Я вышел в кухню за водой и притворился, будто тоже пью.

— Ой, голова что-то…

— Дерни еще — поможет. До дна.

В бутылке осталось совсем чуть-чуть — мы наливали помногу.

Гарди снова пустилась в пляс и споткнулась. Я подхватил ее и усадил на диван.

— Иди с-сюда, Эдди.

— Сейчас, вот только допьем.

Последний стакан она большей частью пролила, но кое-что попало и внутрь. Я вытер Гарди носовым платком.

— Ой, как голова кружится! — хихикнула она.

— Закрой на минутку глаза — лучше станет.

Минутки ей хватило, чтобы отключиться. Я отнес Гарди в спальню, натянул на нее пижамные штаны. Ополоснул стаканы, выкинул бутылку в мусорное ведро и убрался подобру-поздорову.

Около двух часов я вышел из лифта на двенадцатом этаже «Вакера» и постучал в номер дяди Эмброуза.

— Что с тобой? — спросил он, открыв мне дверь. — Где ты был?

— Нигде… гулял просто.

— Для моциона, значит?

— Слушай, отстань, а?

— Конечно-конечно. Ты присядь, отдохни.

— Я думал, мы куда-то пойдем.

— Пойдем обязательно, но не сразу. — Он протянул мне помятую пачку сигарет. — Хочешь?

— Угу.

Мы закурили.

— Вижу, парень, худо тебе, — произнес дядя, глядя на меня сквозь дымовую завесу. — Догадываюсь, что одна из твоих девочек что-то выкинула, а может, и обе. Это ты вытрезвлял Мадж к похоронам?

— Очки тебе определенно не требуются.

— Такие уж они есть, Мадж и Гарди. Их уже не исправить.

— Мама тоже не виновата. Себя ведь не переделаешь.

— Никто не виноват — с годами ты сам поймешь. Это и к тебе относится, и к Уолли. Взять хоть то, как ты настроен сейчас…

— И как я настроен, по-твоему?

— Зол как черт, вот как. Не только из-за Уолли — все, думаю, началось раньше. Посмотри-ка в окно.

Окно номера выходило на юг, на чудовищную махину Мерчандайз-Март и на Северную сторону со старыми кирпичными домами, где жили одни уроды.

— Обалденный видок, — усмехнулся я.

— Ну вот, теперь понимаешь? Ты смотришь на что-то, а видишь себя самого. Красота и романтика открываются только тем, у кого они есть внутри.

— Да ты у нас не балаганщик, а прямо поэт.

— Случилось пару книжек прочитать, — улыбнулся Эмброуз. — Не следует навешивать ярлыки, скажу я тебе. Слова обманчивы. Называешь кого-то наборщиком, пьяницей, голубым, шофером грузовика и думаешь, будто выразил этим всю его суть, но люди существа сложные, одним словом их трудно определить. — Он слез с кровати и опять повернул меня к окну, держа за плечо. — Сейчас мы попробуем посмотреть на это иначе, может, на душе-то и просветлеет.

Мы стояли, глядя в открытое окно на подернутые серым туманом улицы.

— Да, я читал кое-что, и ты тоже — но смотрел ли ты когда-нибудь на вещи по-настоящему? Там внизу ты, к примеру, видишь дома-коробки, каждый отдельно, а между ними воздух, правильно? Так вот, все не так. Это просто масса крутящихся атомов, которые в свою очередь состоят из электронов, тоже крутящихся, и пространство между ними, как между звездами. Одно большое ничто. Нет никаких четких линий там, где заканчивается воздух и начинается здание — тебе просто кажется, будто они есть. Атомы там посажены чуть поближе. Они не только крутятся, но еще и вибрируют: ты слышишь шум, а на самом деле это атомы елозят туда-сюда. Видишь, по Кларк-стрит человек идет? Он тоже ничто, часть пляски атомов, слитая с тротуаром и воздухом.

Эмброуз отошел от окна и снова сел на кровать.

— Смотри хорошенько, парень. Проникнись. То, что ты будто бы видишь, лишь вывеска, фасад, прикрывающий секреты фокусника. А может, и секретов-то никаких нет. Движущаяся масса, состоящая практически из ничего. Сплошное пространство между молекулами. Твердой материи там наберется разве что на футбольный мяч. И что? Позволишь ты этому мячу гонять тебя по полю?

Я заметил, что дядя смеется, и тоже улыбнулся.

— Не прошвырнуться ли и нам по Кларк-стрит? — спросил я.

— Мы пойдем на Чикаго-авеню, угол Орлеан. Припугнем одного типа по фамилии Кауфман.

— Он держит бар не в самом лучшем районе. Чем таким ты можешь ему пригрозить?

— А ничем. Мы вообще не станем ему угрожать — тут он и напугается.

— Я что-то не догоняю.

— И не надо. Пошли.

— Так что мы делать-то будем?

— Ничего такого. Просто посидим в его заведении.

Я так ничего и не понял, пока мы спускались вниз.

— Тебе бы новый костюм не помешал, Эд, — сказал дядя.

— Да, но я сейчас в отпуске за свой счет. Неподходящее время для покупок.

— Я тебе сам куплю. Темно-синий в полоску, чтобы ты выглядел старше. И шляпу к нему. Это входит в план, так что не тявкай. Ты должен смотреться настоящим гангстером.

— Ладно. Считай, что я у тебя в долгу, когда-нибудь все отдам.

Костюм стоил сорок баксов — почти вдвое дороже того, что я сам покупал. Мы перемерили несколько, пока дядя не нашел подходящий.

— Долго он не прослужит, — вздохнул он, — но до первой чистки будет смотреться дорого. Теперь шляпа.

Мы купили фетровую, с загнутыми полями. Дядя и туфли хотел купить, но я отговорил его: мои были почти новые, почистить их, и порядок. Приобрели еще рубашку из искусственного шелка, выглядевшую как натуральная, и шикарный галстук.