Фредерик Браун - Самое обыкновенное убийство

Я переоделся в отеле и полюбовался на себя в зеркало.

— Хватит лыбиться, балда! — воскликнул дядя. — Тебя за шестнадцатилетнего примут.

Я сделал серьезное лицо:

— Как тебе шляпа?

— Классно. Где брал?

— Я-то? У Герфелда, — произнес я.

— Ты вспомни как следует. Мы с тобой тогда в Лейк-Дженива были — сдернули туда, пока тут пыль не уляжется. А вернулись, как Блейн нам телеграмму отбил. Помнишь ту гардеробщицу в ресторане?

— Брюнеточку? — уточнил я.

— Во-во. Вспомнил теперь? Она тебе и купила шляпу, когда твою ветром сдуло в машине. Чего ж не купить, ты на эту крошку за неделю баксов триста потратил. Хотел в Чик ее с собой увезти.

— А чего не увез? Не помню уже.

— Потому что я не велел. Босс тут я, заруби это себе на носу. Ты бы еще два года назад спекся, если бы не я. Кому-то надо смотреть, чтобы ты из штанов не выпрыгивал… Кончай лыбиться, я сказал!

— Есть, шеф! За что бы я, интересно, спекся? — подхватил я.

— Да хоть бы за банк «Бертон». Больно пострелять любишь. Ну, сунулся кассир к кнопке, зачем его мочить-то было? Мог бы и в руку стрельнуть.

— А если бы он дотянулся?

— Или когда мы со Сванном разбираться пошли. Его бы как раз замочить, и всех дел, а ты? Помнишь, что с ним сотворил?

— Ну и чего? Он сам напросился.

— Неплохо, Эд, — улыбнулся дядя, выйдя из роли, — но больно уж ты спокоен. Ты парень дерганый. У тебя ствол под мышкой, и ты о нем ни на минуту не забываешь.

— Ясно, — кивнул я.

— Еще глаза. Видел, какие глаза бывают у парня, который пару косяков выкурил?

— Да.

— Ну вот. Он король вселенной и при этом весь на пружинах. Сидит вроде тихо, но никто его и десятифутовым шестом не захочет тронуть.

— Ага, понял.

— Вот и запомни. Не смотри на человека так, будто убить его хочешь, это любительщина. Смотри сквозь него, словно тебе без разницы, убивать его или нет. Как на телеграфный столб.

— А голос как должен звучать?

— Пасть вообще не разевай — отвечай только, если я о чем-то спрошу. Говорить буду я, и кратко. — Дядя посмотрел на часы. — Пять, в наших местах как раз утро. Двинули.

— Это на весь вечер?

— Может, и дольше.

— Я тогда позвоню? Только это личное… подождешь меня в холле?

— Конечно.

Если бы ответила мама, я бы повесил трубку, не хотел говорить с ней, не узнав сначала, что ей наплела Гарди. Но ответила она, сестрица моя.

— Гарди, это Эд. Мама встала уже? Говорить можешь?

— Она в магазин пошла. Ох, Эдди, какая я дура!

Похоже, все на мази.

— Ладно, забыли, только чтобы это было в последний раз, ясно? Выкинешь такое опять — придушу.

Гарди хихикнула.

— Мама знает, что ты выдула ее виски?

— Нет, Эдди, я очухалась первая. Самочувствие было жуткое, мне до сих пор плохо, но мама чувствовала себя так же и ничего не заметила. Я сказала, что у меня голова болит, вот и все.

— А как же гениальный план отучить ее от питья?

— Про это я, Эдди, забыла начисто. Старалась только не попасться ей под горячую руку, если бы она начала кричать, я бы уже не выдержала.

— Вот и выкинь это из головы. Вместе с другой своей гениальной идеей. Ты помнишь, что вытворяла по пьянке?

— Нет, Эдди… а что?

— Передай маме, что я вернусь поздно, но пусть не волнуется — я с дядей Эмом. Может, только утром приду, — сказал я и повесил трубку, пока Гарди не начала задавать вопросы.

Я спустился в лифте, стараясь отвлечься от домашних проблем. Костюм и шляпу дядя Эмброуз подобрал правильно: в зеркале лифта я выглядел как тертый парень лет двадцати двух.

Я придал глазам нужное выражение, и дядя одобрительно кивнул, увидев меня.

— То, что надо. Я сам начинаю тебя побаиваться.

Мы добрались до Чикаго-авеню и повернули на запад, прошли мимо полицейского участка. Я смотрел прямо перед собой.

Переходя наискосок к углу Орлеан и вывеске с рекламой пива «Топаз», дядя произнес:

— Значит, так, Эд. Помалкивай, следи за Кауфманом и слушайся моих указаний.

— Ясно.

Мы вошли. Кауфман наливал пиво двум посетителям у стойки. В одной кабинке сидела пара, видимо, муж и жена. Двое у стойки окопались здесь, похоже, еще с полудня и друг с другом не разговаривали.

Дядя сел за дальний стол лицом к Кауфману. Я поставил стул так, чтобы тоже следить за хозяином. Не слишком приятное зрелище, надо сказать. Приземистый, коренастый, лет сорока пяти. Длинные и сильные руки волосатые, как у гориллы — рукава чистой белой рубашки он закатал по локоть. Волосы зализаны назад, а вот побриться бы не мешало. Очки с толстыми стеклами. Бросив в кассу двадцать центов за пиво, Кауфман направился к нам. Я не сводил с него холодных, оценивающих глаз.

Он явно умел за себя постоять, как, впрочем, и большинство здешних барменов: иначе они бы выбрали себе другое занятие.

— Что желаем, джентльмены? — спросил хозяин.

Наши взгляды случайно встретились. Помня приказ, я не шевельнул ни единым лицевым мускулом, думая: «Пришибить бы тебя».

— Содовую, — попросил дядя. — Два стакана обычной соды.

Кауфман посмотрел на него, не совсем понимая, разыгрывает тот его или нет.

— Два стакана содовой, — повторил дядя и бросил на стол купюру.

Кауфман, умудрившись даже пожать плечами без единого движения, взял деньги и принес нам содовую и сдачу.

— Запить что-нибудь? — спросил он.

— Как захотим, скажем, — отрезал дядя.

Мы молчали. Эм попивал свою соду. Двое любителей пива ушли, на их место явились трое других. Не обращая на них никакого внимания, мы наблюдали за Кауфманом. И ему, как вскоре стало заметно, это сильно не нравилось.

В баре появились еще двое, пара из кабинки ушла. В семь часов заступил на смену бармен, высокий и тощий, показывающий в частой улыбке золотой зуб. Когда он занял место за стойкой, Кауфман приблизился к нам.

— Еще две соды, — заказал дядя.

Хозяин взял со стола мелочь, налил нам напиток, принес. Потом снял фартук, повесил его на крючок и скрылся в задней двери.

— За копами пошел? — предположил я.

— Нет, он пока не настолько напуган. Пожрать скорее всего. Неплохая мысль, кстати.

— Господи! — Я вдруг вспомнил, что уже второй день обхожусь практически без еды. Быка мог бы съесть.

Подождав несколько минут, мы направились на Кларк-стрит и поели в кафе, где готовили лучшее во всем городе чили.

— Теперь снова туда? — спросил я, когда мы пили кофе.

— Разумеется. Придем к девяти часам и просидим до двенадцати. Тут-то он и заерзает.

— А потом?

— Подбавим жару, чтобы ерзал шибче.

— А если он все-таки вызовет копов? Мы, конечно, не нарушаем закон, просто сидим и пьем соду, но у полиции могут возникнуть вопросы.

— С копами все согласовано. Бассет потолковал с лейтенантом в здешнем участке, тот даст своим копам правильную инструкцию, если вообще кого-то пошлет.