Фредерик Браун - Самое обыкновенное убийство

— Ничего, Джордж не стукнет, — заверил Конь.

Мы хлопнули еще по одной, как добрые приятели, и двое крепышей удалились.

— Выбей чек, Эд, — велел дядя. — Шесть скотчей по пятьдесят, скажем, центов за штуку, да пять порций соды — итого три пятьдесят. — Он положил на стойку пятерку.

— Правильно, — кивнул я. — Не будем в долгу у Джорджа.

Я положил деньги в кассу, выбил чек и вручил дяде полтора доллара сдачи.

Мы вернулись за свой столик и просидели пять минут, дав Кауфману время сообразить, что все благополучно закончилось.

Очередной посетитель попросил пива. Хозяин налил ему и подошел к нам, еще бледноватый малость.

— Богом клянусь, я ничего больше не знаю про этого Хантера. Сказал на дознании все как есть.

Мы молчали. Кауфман вернулся к стойке, налил себе немного виски и выпил, впервые на моей памяти.

Мы посидели до половины девятого и ушли. Кауфман больше не пил, но разбил еще два стакана.

Когда мы зашли в кафе поесть, дядя сказал:

— Молодец, Эд. Не думал, если честно, что ты на такое способен.

— Если честно, я тоже не думал. Мы сегодня еще вернемся туда?

— Нет. Он уже почти готов, но мы подождем до завтра и попробуем по-другому, глядишь, и расколем его.

— Ты уверен, что ему есть что скрывать?

— Он боится, Эд. И на дознании тоже боялся. Кауфман что-то знает, и в любом случае это наш единственный след. Иди-ка ты домой и выспись как следует.

— А ты?

— В одиннадцать часов у меня встреча с Бассетом.

— Я с тобой. Сна у меня ни в одном глазу.

— Оно и понятно. Сегодня ты здорово рисковал. Руки не дрожат?

— Руки нет, но внутри все трепыхается, как желе. И тогда я тоже жуть как боялся. Прислонялся к стойке, чтобы не упасть.

— Да, заснуть ты, пожалуй, сейчас не сумеешь, но до одиннадцати еще пара часов. Чем хочешь заняться?

— Заскочу в «Элвуд пресс», возьму наши с папой платежные чеки за половину недели. Даже больше: три дня — это две трети рабочей недели.

— Кто ж тебе их отдаст вечером?

— Они лежат в столе мастера, и у мастера ночной смены есть ключ. Заодно и папин шкафчик очищу.

— А с работой его смерть никак не может быть связана?

— Вряд ли. Обыкновенная типография, фальшивые деньги там не печатают.

— Все равно гляди в оба. Врагов у него там не было?

— Нет, отца все любили. Особо он ни с кем не дружил, но ладил со всеми. Ближе всего был Банни Уилсон, но потом его в ночную смену перевели. С Джейком, дневным мастером, они тоже были приятели.

— Ясно. С Бассетом я встречаюсь на Гранд-авеню, там же, где мы раньше сидели. Приходи туда к одиннадцати.

— Обязательно.

Типография находилась на Стейт-стрит, ближе к Оук-стрит. Я чувствовал себя странно, идя туда не на работу, в темное время суток. Поднялся по тускло освещенной лестнице на третий этаж, заглянул в наборный цех, где у западной стены стояло шесть линотипов. На том, что ближе к двери, работал Банни, на других — еще трое. Папино место пустовало — не потому, что он умер, просто в ночную работает меньше наборщиков. Я постоял немного на пороге, никем не замеченный, и прошел к столу ночного мастера Рея Метзнера.

— Привет, Эд, — произнес он.

— Привет, — ответил я, и мы оба замолчали, не зная, что говорить. Банни увидел меня и тоже приблизился к нам.

— Когда выйти думаешь, Эд? — поинтересовался он.

— Скоро.

Рей отпер ящик стола и выдал мне чеки, заявив:

— Выглядишь на миллион баксов!

Мне стало неловко: я и забыл, как одет.

— Может, попросишь, чтобы тебя в ночную поставили? — спросил Банни. — Он бы нам тут пригодился, а, Рей?

— А это мысль, — кивнул Метзнер. — У нас и платят побольше. Ты сейчас клавиатуру осваиваешь?

Я кивнул.

— По ночам тебе будет проще тренироваться — пара машин простаивает всегда. Полчаса на учебу мы тебе уж как-нибудь выкроим.

— Я подумаю… может, и попрошусь.

Они считают, что днем я буду больше скучать по папе — мы ведь вместе работали. Может, и так; хорошие они люди.

— Теперь еще шкафчик, и я пойду. У тебя ведь есть универсальный ключ, Рей?

— Конечно. — Он отцепил один ключ от связки.

— До перерыва всего пятнадцать минут, — напомнил Банни. — Я собираюсь в кафе, перехватить кофе с сандвичем. Подождешь меня — сходим вместе.

— Я только что ел, но кофейку с тобой выпью.

— Иди прямо сейчас, Банни, — предложил Метзнер, — я пробью твою карточку. У меня еда с собой, а то бы я тоже пошел.

В шкафчике у папы обнаружились старый свитер, его типографская линейка и чемоданчик. Свитер не стоило брать домой, но выбрасывать я его не хотел и переложил в собственный шкафчик вместе с линейкой. Чемоданчик был заперт — придется подождать до дому и там открыть. Дешевый, картонный, восемнадцать на двенадцать дюймов, он уже стоял здесь, когда я начал работать. Любопытно, что в нем такое? Однажды я спросил папу, а он ответил: «Так, всякий хлам, чтобы не держать дома».

В «обжорке» на углу Стейт-стрит и Оук-стрит Банни съел сандвич и кусок пирога. Мы закурили, и он спросил:

— Не поймали еще того парня?

Я покачал головой.

— Подозревают они кого-нибудь?

Я не сразу вник в смысл вопроса.

— Не маму, если ты это хотел узнать.

— Я совсем не…

— Брось, Банни, как раз это ты и имел в виду. Даю тебе слово, что мама здесь ни при чем.

— Да знаю я… черт, надо же такое ляпнуть. Молчал бы лучше, раз мозгов нет. Понимаешь, я хотел тебя попытать, а получается, что самому придется рассказать кое-что.

— Я слушаю.

— В убийстве мужа всегда сразу подозревают жену, а в убийстве женщины — ее мужа. Не спрашивай почему, так уж у них полагается.

— Может, и теперь заподозрили бы, но тут налицо чистое ограбление.

— Да, однако они и другие версии наверняка отрабатывают, просто на всякий случай. Ну так вот: я знаю, где Мадж находилась с двенадцати до половины второго. Если ей понадобится алиби, могу подтвердить. Я знаю, что это не она.

— Где же ты ее видел?

— В среду у меня выходной, ну я и позвонил вам домой часов в десять, вдруг, думаю, Уолли застану.

— Да, помню. Трубку взял я и сказал тебе, что папа уже ушел.

— Вот, а я тогда начал искать его. Захожу туда-сюда, нигде Уолли нет. Ближе к полуночи завернул в кабак около Гранд-авеню, не помню, как называется, смотрю — Мадж. Решила, говорит, пропустить стаканчик на сон грядущий, пока Уолли не пришел домой.

— Она сильно злилась, что он задерживается?

— Вроде нет, но кто их, баб, разберет. Выпили мы с ней, поболтали, и около половины второго я ее проводил домой. Точно знаю, поскольку сам был дома около двух.

— Алиби хорошее, только ей оно ни к чему. Ты поэтому пришел на дознание, Банни?

— Да. Хотел знать, в какое время это случилось. На дознании Мадж не спросили, находилась ли она дома в ту ночь. А вообще спрашивали?