Майкл Иннес - Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник)

Болтовня Тимми постепенно утрачивала широту охвата тем и становилась сбивчивой, перескакивая с предмета на предмет. Его как будто отвлекало что-то иное. Но он провел Патришию через комнату, и среди турбулентно двигавшихся гостей мистера Элиота они рассмотрели под стеклом бабочек. Тимми при этом давал лишь краткие и редкие пояснения. Пестрокрылые насекомые сейчас явно его не занимали. А у Патришии появился момент, чтобы вспомнить, как всего несколько минут назад ее посетило некое весьма приятное наблюдение, но она никак не могла восстановить его в памяти. Хотя стоило немного напрячься, и мысль вернулась: она отметила тогда, как часто в Тимми проглядывают черты и манеры отца. Затем, проведя быстрый анализ своего мнения о мистере Элиоте-старшем, она заключила, что в ее сознании он практически возглавляет список мужчин, обладающих наибольшим шармом и притягательностью. Она снова посмотрела на руки Тимми, лежавшие на краях огромной коробки с коллекцией, и поняла, что направление, которое приняли сейчас ее мысли, определенно вызывает тревогу. Она слушала, как Тимми вяло пытался развлекать хорошо сохранившуюся пожилую леди, и перспектива стала рисоваться ей в неясном, но мрачном свете. Ей лучше было бы разойтись по разным углам с этой маленькой обезьянкой, какой он представлялся не так давно, и не особенно сближаться.

– Тебе в самом деле хотелось бы побывать в аббатстве? – услышала она свой вопрос как бы со стороны. – Я слышала, у них намечается огромный прием, и, надеюсь, ты не упустишь случая, если тебя пригласят. Там интересно. Это как одна огромная и почти невероятная фантазия.

– Я устал от фантазий, – Тимми недовольно повернулся к ней, но тут же снова испугался, когда их взгляды встретились. – О, прости, Патришия. Это получилось грубо. Мне действительно хочется увидеть аббатство. Просто я на миг задумался, что живу в мире хронических фантазий в собственном доме. Ты уже знаешь, скоро ли будет прием?

Они снова посмотрели друг на друга, причем обмен взглядами и многозначительное молчание длились дольше, чем диктовала ситуация.

– Что ты имеешь в виду, говоря о хронических фантазиях дома? – спросила после продолжительной паузы Патришия.

– Разумеется, затянувшуюся серию идиотских шуток, а сопровождающие их слухи и разговоры только усугубляют ситуацию. Этот жуткий Паук стал нежелательным гостем, и уже давно пора выгнать его под зад коленом. Иногда у меня возникает ощущение, что именно мне и предстоит навсегда выставить его за порог.

– С чего бы тебе думать об этом?

– Потому что он попал сюда по моей вине. Можно сказать, по моему личному приглашению. Ведь Паук стал подарком к моему первому дню рождения. Папа посчитал тогда, что завести сына – непозволительно дорогая роскошь, если ничего не предпринять.

Теперь Патришия окинула Тимми критическим взором.

– А разве он был неправ? Думаю, твое нынешнее содержание обходится недешево.

– Разумеется. Но семья сейчас обеспечена на много лет вперед, и вся кутерьма продолжается только потому, что в нее вовлечено столько других людей. Положение становится нестерпимым. Уверен, для папы, как и для всех нас, было бы лучше, если бы Паука убили. Надеюсь, все эти шутки к такому итогу и приведут. Возможно, здесь и кроется конечная цель розыгрышей.

Патришия отставила в сторону бокал. Тимми представился ей вдруг человеком достаточно целеустремленным. В чертах характера его отца до сих пор присутствовало то, что лет тридцать назад тоже было целеустремленностью. Это у них наследственное.

– Убить Паука? – переспросила она. – Но, надеюсь, не устранить его создателя. Однажды в глухую полночь.

Тимми, казалось, на мгновение поразили ее слова, но потом он улыбнулся, вновь обретя невыносимую самоуверенность в суждениях.

– Признаюсь, мне довелось пережить пару не слишком приятных моментов, наблюдая за ним. Но отец обладает поразительной способностью не унывать и радоваться жизни при любых обстоятельствах. Впрочем, знаешь, – он потянулся, сделав руками движение гребца на веслах, – порой я не уверен, не сам ли являюсь зловредным шутником.

– Мне не кажутся остроумными подобные заявления.

– Или им вполне может оказаться Белинда.

– Час от часу не легче!

– А ты хоть догадываешься, что Белинда – человек абсолютно безжалостный?

– Да, догадываюсь.

– Интересно, – Тимми продолжил тему в направлении, казавшемся ему логичным, – а ты тоже такая? Ужасно, когда в лице сестры узнаешь всех женщин сразу. Вы все-таки должны быть разными. Хотя бы теоретически.

– Тимми! – Сама не понимая почему, Патришия начала злиться. – Ты не можешь быть шутником. Вспомни, как все началось. С телефонного звонка, на который ответил твой отец, а ты сидел в соседней комнате.

– Именно тот звонок, – мрачно произнес Тимми, – и подсказал мне идею. Хочешь еще бокал хереса?

Она покачала головой. Сердитая, но и немного испуганная.

– Тот звонок был случайностью, которые происходят время от времени. Но он-то и подсказал мне – или, возможно, Белинде (мы все еще не исключаем этого) – дальнейшее направление действий. Как думаешь, нам следует довести все до конца?

Разумеется, нервы у всех расшалились. Патришия ухватилась за эту мысль как за спасательный круг, сделала основой рассуждений и взглянула на Тимми с такой точки зрения. Этот молодой лентяй развлекался, пытаясь разыгрывать из себя неотразимо романтичного преступника, и подобную роль мог бы сыграть тот же Питер Хольм. Отчасти его толкала на это семейная склонность к драматическим эффектам, отчасти нечто, действительно заключавшееся в характере, пусть в незначительной дозе. Тимми представился ей в несколько новом свете как личность более достойная внимания. Хотя его уши, шея и тыльные стороны ладоней нисколько не изменились.

Патришия вдруг пожалела себя. Что за вечер! Сплошные унижения. И она почувствовала, что на глаза готовы навернуться слезы. Но она отвлеклась, переключившись мыслями на более общий аспект сложившейся ситуации, успокоилась и сказала совершенно нейтральным тоном:

– Мне бы даже хотелось, чтобы им оказался ты. Шутником, я имею в виду.

С Тимми мгновенно слетела напускная поза. Он посмотрел на нее неуверенно, теперь уже и не зная, как это воспринимать.

– Так тебе тоже надоел наш милый Паучок?

– Вовсе нет. Если это ты, я желаю тебе потерпеть полный провал в твоих замыслах. Но я сказала об этом только потому, что в таком случае, как говорится, уподобляюсь собаке, облаивающей не то дерево.

Тимми распрямился, словно пружина, и уставился на нее, сидевшую на низком диванчике, сверху вниз, что выглядело смешно.

– Патришия! Неужели ты облаиваешь у нас деревья?