Агата Кристи - Тайна замка Чимниз (другой перевод)

— Да, разумеется, — сказал лорд Катерхем с явным злорадством.

Ломакс, повысивший голос несколько больше допустимого, взял себя в руки.

— Мне нужно сохранять спокойствие, — прошептал он, — спокойствие и еще раз спокойствие. Но ответьте мне, дорогой друг: если он не хотел скандала, зачем он послал рукопись в Лондон таким кружным путем?

— Странно, конечно. У вас проверенные данные?

— Абсолютно. У нас в Париже есть э-э… агенты. Рукопись отправлена тайно, за несколько недель до его смерти.

— Все указывает на то, что в ней что-то есть, — сказал лорд Катерхем с тем же злорадством.

— Мы выяснили, что она отправлена человеку, которого зовут Джимми, или Джеймс, Макграт. Он — канадец, находящийся сейчас в Африке.

— Дело весьма деликатное, не так ли? — радостно сказал лорд Катерхем.

— Джеймс Макграт должен прибыть судном «Замок Гренарт» в четверг, то есть завтра.

— И что вы собираетесь делать?

— Мы хотим войти с ним в контакт, указать ему на возможные тяжкие последствия, просить отложить публикацию мемуаров хотя бы на месяц и в любом случае добиться его согласия на некоторую э-э… редактуру рукописи.

— А если предположить, что он откажется, или пошлет вас к черту, или сделает еще что-нибудь в том же духе? — спросил лорд Катерхем.

— Этого-то я и боюсь, — сказал Ломакс. — Вот почему я подумал, что было бы неплохо пригласить его в Чимниз. С ним поговорят, представят князю Михаилу, и его будет легче уломать.

— Я не собираюсь участвовать в этом, — запротестовал лорд Катерхем. — Не желаю иметь дело с канадцами, особенно с теми, которые долго жили в Африке!

— Быть может, он вам и понравится, — знаете, эти неотшлифованные алмазы…

— Нет, Ломакс! Я категорически отказываюсь! Пусть им занимается кто-нибудь другой.

— Думается, — сказал Ломакс, — здесь весьма кстати была бы женщина. Такая, которой можно было бы кое-что рассказать. Не слишком много, конечно. Она могла бы тактично и деликатно его уломать. Не то чтобы я одобрял участие женщин в политике — лучше обойтись без них. Но в своей области женщина может творить чудеса! К примеру, жена Генри — сколько она сделала для него! Марсия была великолепной, уникальной, идеальной хозяйкой политической гостиной.

— Вы хотите, чтобы я пригласил Марсию на этот вечер? — безо всякого энтузиазма спросил лорд Катерхем, даже побледнев при упоминании своей грозной невестки.

— Нет-нет, вы не так меня поняли! Я говорю о силе женского обаяния вообще. Я имею в виду женщину молодую, красивую, обаятельную, умную.

— Не Юлу же? От нее не будет толку — она просто посмеется над подобным предложением.

— Я не имел в виду леди Эйлин. Ваша дочь, Катерхем, мила, даже очень мила, но она сущий ребенок. Нам нужна деловая женщина, с известным самообладанием, знающая жизнь. Вот что! Лучше всего нам подойдет моя кузина Вирджиния!

— Миссис Ривел?! — воскликнул, просветлев, лорд Катерхем. Он начал думать, что, в конце концов, этот вечер может доставить ему удовольствие. — Отличное предложение, Ломакс! Это самая обворожительная женщина Лондона!

— Кроме того, она в курсе герцословацких дел. Если помните, ее муж был там в посольстве. Ну и как вы сказали, это женщина огромного личного обаяния.

— Божественное создание! — пробормотал лорд Катерхем.

— Итак, договорились!

Мистер Ломакс слегка отпустил лацкан плаща лорда Катерхема, и тот, воспользовавшись предоставленным ему шансом, поспешил освободиться:

— Всего доброго, Ломакс! Вы позаботитесь обо всем сами, не так ли?

Он юркнул в такси. Лорд Катерхем не любил достопочтенного Джорджа Ломакса ровно настолько, насколько один истинный христианин может не любить другого истинного христианина. Он не любил его пухлое, красное лицо, его тяжелое дыхание и его голубые глаза навыкате. Он подумал о приближающемся уикэнде и тяжело вздохнул: «Морока! Какая морока!» Затем он подумал о Вирджинии Ривел и несколько приободрился.

«Божественное создание! — сказал он про себя. — Божественное!»

Джордж Ломакс направился прямо в Уайтхолл. Входя в роскошные апартаменты, в которых вершил государственные дела, он услышал усиленное шуршанье. Мистер Билл Эверсли усердно разбирал корреспонденцию, но большое кресло подле окна еще хранило тепло человеческого тела. Билл Эверсли был очень милый молодой человек. На вид лет двадцати пяти, крупный и довольно неуклюжий, с неправильными, но приятными чертами лица, с ослепительно белыми зубами и честными карими глазами.

— Ричардсон уже прислал отчет?

— Нет, сэр. Сходить к нему?

— Не стоит. Мне звонили?

— С телефонограммами разбирается мисс Оскар. Мистер Айзекстайн интересовался, не сможете ли вы пообедать с ним завтра в «Савое».

— Попросите мисс Оскар взглянуть на календарь. И если я не занят, пусть позвонит и скажет, что я согласен.

— Хорошо, сэр.

— А пока, Эверсли, найдите телефон в книге — миссис Ривел, Понт-стрит, 487 — и соедините меня с ней.

— Сейчас, сэр.

Билл схватил телефонную книгу, пробежал глазами колонку «Миссис», захлопнул книгу и подошел к стоявшему на столе аппарату. Он положил руку на трубку и остановился, как будто что-то вспомнил:

— Сэр. Я совсем позабыл. Ее телефонная линия сейчас на ремонте. Я имею в виду телефон миссис Ривел. Только что я пытался дозвониться, но безуспешно.

Джордж Ломакс нахмурился.

— Какая досада, — сказал он, — какая досада! — И в нерешительности забарабанил пальцами по столу.

— Если что-нибудь важное, сэр, я мог бы съездить к ней на такси. Сейчас утро, и она наверняка дома.

Джордж Ломакс задумался. Билл терпеливо ждал, готовый мгновенно сорваться с места.

— Видимо, так будет лучше всего, — сказал наконец Ломакс. — Хорошо, поезжайте, узнайте у миссис Ривел, будет ли она дома сегодня в четыре часа, и скажите, что я хотел бы поговорить с ней об очень важном деле.

— Хорошо, сэр.

Билл схватил шляпу и быстро вышел. Через десять минут он отпустил такси у дома на Понт-стрит, 487. Он позвонил и вдобавок громко постучал молотком. Дверь открыл слуга, которому Билл кивнул, как старому знакомому.

— Доброе утро, Чилверс. Миссис Ривел дома?

— Она собирается вот-вот уйти.

— Это вы, Билл? — раздался голос с верхнего пролета лестницы. — Я узнала вас по грохоту. Поднимайтесь и рассказывайте.

Билл посмотрел наверх, на ее смеющееся лицо — она всегда смеялась над ним, и не только над ним, доводя жертву до полной беспомощности. Он ринулся вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки, и крепко сжал в своей руке протянутую руку Вирджинии Ривел.

— Привет, Вирджиния!

— Привет, Билл!

Обаяние — это тайна за семью печатями. Сотня молодых женщин, и куда более красивых, нежели Вирджиния Ривел, могли бы сказать «Привет, Билл!» с той же интонацией, однако не произвели бы на него никакого эффекта. Но два этих слова, сказанные Вирджинией, произвели на Билла ошеломляющее впечатление.