Агата Кристи - Место назначения неизвестно

— Рейс 108 в Париж. Эр-Франс. Сюда, пожалуйста.

Пассажиры в зале ожидания аэропорта Хитроу начали подниматься со своих мест. Хилари Крейвен подхватила свой небольшой крокодиловой кожи чемодан и вслед за остальными направилась к выходу на посадку. Ветер обжигал холодом после нагретого воздуха зала ожидания.

Хилари поежилась и поплотнее, запахнулась в меха. Она шла за остальными пассажирами к ожидавшему самолету. Наконец-то она улетает, спасается! Прочь от серости, холода, смертельных страданий! Вперед к солнечному свету, голубому небу и новой жизни! Она оставит здесь весь этот груз, смертельный груз страданий и разочарований.

Она поднялась по трапу, вошла в самолет, слегка наклонив голову, и заняла указанное стюардом место. Впервые за несколько месяцев у нее появилось чувство наслаждения от ощущения уходящей боли, которая была настолько острой, что почти переходила в физическую. «Я спасусь, — с надеждой говорила она себе. — Я обязательно спасусь!»

Рев и грохот двигателей самолета еще более взволновали ее. В них слышалась стихийная дикость. «Цивилизованные страдания — худший вид страданий, — думала она. — Серые и безнадежные. — Но теперь я спасусь».

Самолет мягко вырулил на взлетную полосу. Стюардесса объявила:

— Пристегните ремни, пожалуйста.

Самолет сделал полуразворот и остановился, ожидая разрешения на взлет. Хилари испугалась: «Может быть, самолет разобьется… Может быть, он никогда не взлетит. Тогда это будет конец, это будет решением всех проблем». Казалось, уже целую вечность они ждут на взлетной полосе. Ожидая сигнала старта к освобождению, Хилари предавалась нелепым размышлениям: «Мне никогда не убежать от этого, никогда. Я так и останусь здесь пленницей…»

Ох, наконец.

Решительный рев двигателей, и самолет устремился вперед. Быстрее, быстрее, во весь опор! Хилари все еще боялась: «Он не взлетит. Не сможет… Это конец». Ох, кажется, колеса уже не касаются земли. Не то чтобы самолет поднимался вверх, скорее земля уходила вниз, падала, всасывая в себя все проблемы, крушения надежд и разочарования, все оставалось под этим существом, так гордо рвущимся вверх в облака. Они поднимались, разворачивались, аэродром внизу казался уже смешной детской игрушкой. Смешные маленькие дороги, странные железнодорожные пути с игрушечными паровозиками. Смешной несерьезный мир, в котором люди любят, ненавидят и разбивают друг другу сердца. Но все это не имеет никакого значения, потому что они такие смешные, такие прелестно маленькие и незначительные. Теперь под самолетом были облака, плотная серовато-белая масса. Должно быть, полет уже проходит над Ла-Маншем. Закрыв глаза, Хилари откинулась на спинку кресла. Свобода. Спасение. Она покинула Англию, покинула Найджела, покинула маленький печальный холмик, под которым была могила Бренды. Все позади. Она открыла глаза, с глубоким вздохом закрыла их Опять. Она спала…

Когда Хилари проснулась, самолет шел на посадку. «Париж», — подумала она, сев в кресле ровнее и потянувшись за сумочкой. Но это был не Париж. Стюардесса вошла в салон и бодрым тоном гувернантки, который особенно раздражает путешественников, объявила:

— Наш самолет совершает посадку в Бовэ, так как в Париже очень густой туман.

Интонация ее голоса говорила: «Ну, не чудесно ли это, детки?» Хилари взглянула вниз через маленькое пространство расположенного рядом с ней иллюминатора. Ей мало что удалось рассмотреть. Как оказалось, Бовэ тоже был окутан туманом. Самолет делал круги над аэродромом и только через некоторое время наконец приземлился. Пассажиров повели сквозь холодный сырой туман в грубое деревянное сооружение с несколькими стульями и длинной деревянной стойкой.

Хилари охватило уныние, но она постаралась отогнать ее прочь. Мужчина рядом с ней пробормотал:

— Старый военный аэродром. Ни отопления, ни других удобств. К счастью, это французы, они предложат нам что-нибудь выпить!

И действительно, почти тут же появился некто со связкой ключей, и вскоре пассажирам были предложены различные виды алкогольных напитков для поднятия боевого духа. Это было большое подспорье для поддержания энергии пассажиров в долгом и раздражающем ожидании.

Прошло уже несколько часов, но ничего не изменилось. Появлялись из тумана и совершали посадки самолеты, также не принятые Парижем. Маленькая комнатка уже переполнена озябшими и раздраженными людьми, ворчащими по поводу задержки.

Хилари все происходящее казалось нереальным. Как будто, милосердно оберегаемая от контактов с действительностью, она продолжала смотреть сон. Неудобства задержки — всего лишь вопрос времени. Хилари по-прежнему как бы в пути — в пути к освобождению. Она избавляется от всего прошлого, направляясь туда, где жизнь начнется сначала. И хорошее настроение не оставляло ее на протяжении всей длительной и изнурительной задержки, не оставило и в момент полного беспорядка, когда уже после наступления темноты было объявлено, что прибыли автобусы, чтобы отвезти путешественников в Париж.

Возникла ужасная суматоха. Пассажиры, служащие аэропорта, носильщики тащили багаж, входили и выходили, спешили и сталкивались в темноте. В конце концов Хилари, с ледяными от холода ногами, оказалась в автобусе, медленно пробирающемся сквозь туман по направлению к Парижу.

Долгая, утомительная поездка отняла четыре часа. Была уже полночь, когда они прибыли в гостиницу, где для Хилари было забронировано место, и она была благодарна судьбе, что ее поездка наконец завершена. Она слишком устала, чтобы есть, сил хватило лишь на горячую ванну, после чего сразу рухнула в постель.

Самолет в Касабланку должен был вылететь из аэропорта Орли в десять тридцать на следующее утро. Но по прибытии в Орли стало известно, что расписание полетов перепуталось. Самолеты были вынуждены пережидать парижский туман, приземлившись в каком-либо из городов Европы, прилет их задерживался. Впрочем, так же, как и отправление.

Изможденный служащий отдела вылетов только пожал плечами и произнес:

— Для мадам невозможно полететь рейсом, на который у нее заказан билет! Постараемся что-нибудь предпринять. Если мадам присядет всего лишь на минутку, возможно, все прояснится.

Наконец ее пригласили и сказали, что есть одно место в самолете, отправляющемся в Дакар, который обычно не садится в Касабланке, но на этот раз сядет.

— Вы прилетите лишь на три часа позже, только и всего, мадам.

Хилари молча кивнула, не выразив никакого протеста, чем удивила и явно обрадовала служащего.

— Мадам и представления не имеет о тех трудностях, с которыми мне пришлось столкнуться этим утром, — пожаловался он. — Enfin [2] В конце концов. , они неблагоразумны, мсье путешественники! Это не я нагнал туман! Конечно, он причинил неудобства. Но нужно же обладать и чувством юмора! Я всегда это говорю, когда, как ни прискорбно, приходится менять планы! Après tout [3] В конце концов. , мадам, задержка на час, два или даже три, стоит ли обращать на нее внимание? Разве имеет значение, на каком самолете прилететь в Касабланку?