Энн Перри - Смерть внезапна и страшна

Эстер спустилась по широким каменным ступеням к выходу на улицу, когда заметила перед собой Фейт Баркер, на сосредоточенном лице которой отпечатались смятение и расстройство.

Лэттерли шагнула вперед:

– Миссис Баркер…

Фейт застыла на месте:

– Мне нечего сказать. Прошу вас оставить меня в покое.

Эстер не сразу осознала, за кого приняла ее эта женщина.

– Я сестра милосердия из Крыма, – негромко проговорила она, минуя прочие объяснения. – Я не очень хорошо знала Пруденс, но работала с нею на поле боя. – Она увидела, как Фейт удивленно вздрогнула, повинуясь новой надежде и боли. – Но я, безусловно, знала ее достаточно и понимаю, что Пруденс никогда не стала бы шантажировать ни сэра Герберта, ни кого бы то ни было еще ради замужества. – Ее речь становилась все более торопливой. – На самом деле мне труднее всего поверить в то, что она вдруг решила выйти замуж! Мне казалось, что она полностью посвятила свою жизнь медицине, а замужество и семья для нее находились на последнем месте. Она отказала Джеффри Таунтону, которому, как я полагаю, достаточно симпатизировала.

Баркер поглядела на нее.

– Вы действительно там были? – проговорила она с затуманенными от умственного напряжения глазами, словно пытаясь разрубить гордиев узел переплетающихся у нее в голове идей. – В самом деле?

– В Крыму? Да.

Фейт снова застыла без движения. Вокруг них на полуденном солнце группами стояли люди, обсуждавшие новости и спорившие разгоряченными голосами. Мальчишки-газетчики выкрикивали последние известия Парламента и Двора, из Индии и Китая, сообщали о светских, спортивных и заграничных событиях… Двое мужчин ссорились из-за кеба, торговец пирожками предлагал свой товар, женщина звала убежавшего ребенка…

Миссис Баркер все еще смотрела на Эстер, словно пытаясь запомнить каждую деталь ее внешности.

– А почему вы отправились в Крым? – спросила она наконец. – О, я понимаю, что это неуместный вопрос, но прошу вашего прощения! Я не думаю, что могу объяснить такое желание себе, но отчаянно хочу понять Пруденс, потому что любила ее. Однако не могу этого сделать. Она всегда была такая блестящая, полная энергии и идей…

Фейт улыбнулась, но было заметно, что она вот-вот разрыдается.

– Пруденс была на три года старше меня… девочкой я обожала ее, – стала рассказывать она дальше. – Сестра была для меня каким-то волшебным созданием, полным высоких чувств и благородных порывов. Я вегда думала, что ее ждет самое блестящее замужество… какой-нибудь герой. Ничего меньшего Пруденс не подошло бы. – Молодой человек в плоском котелке натолкнулся на стоящих посреди улицы женщин, извинился и заторопился дальше. Фейт его как будто бы не заметила. – Но вдруг оказалось, что сестра совершенно не собирается замуж. – Она скорбно улыбнулась. – Я тоже люблю помечтать, но всегда понимала, что грезы мои нереальны. Я никогда не стремилась отправиться к истокам Нила, чтобы отыскать их, или чтобы обращать в христианство африканских язычников… Ничего подобного. Я всегда знала, что если мне повезет встретить действительно достойного человека, я буду любить его… выйду за него замуж и воспитаю детей.

Посыльный с конвертом в руках спросил у них с Эстер дорогу, получил ответ и отправился дальше.

– Когда мне было около шестнадцати, я поняла, что Пруденс и в самом деле решила воплотить в жизнь собственные мечты и… – продолжала Фейт, словно бы никто не мешал ей.

– Выхаживать больных? – вставила ее собеседница. – Или отправиться куда-нибудь вроде Крыма – на поле боя?

– Нет, она хотела стать врачом, – ответила Фейт. – Конечно, это невозможно. – Она улыбнулась собственным воспоминаниям. – Пруденс так злилась на то, что родилась женщиной! Ей хотелось быть мужчиной, который легко может стать медиком. Но, конечно, подобные размышления были бессмысленными. Сестра никогда не тратила много времени на бесполезные страдания или сожаления. Она смирялась со своим положением. – Пытаясь сохранить самообладание, молодая женщина всхлипнула. – Просто… просто я не могу представить, как она могла предать все свои идеалы, пытаясь заставить сэра Герберта жениться на ней! Ну, чего, скажите, она могла добиться, даже если бы он согласился? Это же такая глупость! Что случилось с ней, мисс… – Она сделала паузу, и лицо ее выдавало боль и смятение.

– Лэттерли, – подсказала ей Эстер. – Я не знаю, что с нею случилось, но я не остановлюсь, пока не выясню это. Кто-то убил ее – и если это был не сэр Герберт, значит, это сделал кто-то еще.

– Я хочу знать, кто это сделал, – весьма серьезным тоном проговорила миссис Баркер. – Больше того, я хочу знать причины! Все это не укладывается в голове…

– Вы хотите сказать, что та Пруденс, которую вы знали, не могла вести себя подобным образом? – спросила мисс Лэттерли.

– Именно, именно так! Вы меня понимаете.

– Если бы мы только могли вновь получить эти письма! Мы могли бы прочесть их заново и увидеть, нет ли какого-нибудь намека на природу подобного преображения.

– Но в суде находятся не все письма! – быстро проговорила Фейт. – Я отдала им лишь те, где упоминался сэр Герберт и их взаимоотношения. У меня есть много других.

Забывая обо всех приличиях и о том, что их знакомство было весьма коротким – всего лишь десять минут, – Эстер схватила ее за руку.

– Они у вас с собой? В Лондоне?

– Конечно. Некоторые письма адресованы не мне, но сейчас они все лежат в моей квартире… Вы хотите просмотреть их?

– Да, я хотела бы сделать это, если вы не возражаете, – сразу согласилась Лэттерли, не стараясь соблюдать внешние приличия и вежливость. Подобные мелочи сейчас ничего не значили. – Можно ли это сделать прямо сейчас?

– Конечно, – согласилась Фейт. – Но нам придется взять кеб: до моей квартиры достаточно далеко.

Эстер повернулась на каблуках и бросилась к краю тротуара, протолкалась мимо спорящих мужчин и женщин, обменивавшихся новостями, и закричала во все горло:

– Извозчик! Сюда!

Квартира Фейт Баркер оказалась тесной и не новой, но предельно чистой, а домохозяйка без возражений накормила обеих женщин обедом. Отдав минимальную дань приличиям, новая знакомая вручила Эстер остальные письма, и та, устроившись на единственной софе, приступила к чтению.

Изрядная часть этих писем была посвящена медицинским познаниям убитой. Лэттерли обнаружила, что Пруденс знала много больше ее самой, хотя и своими познаниями Эстер тоже могла похвастаться. Выражения, которые она читала, напоминали ей о Пруденс так остро, что девушка, казалось, слышит ее голос.

Мисс Лэттерли вспомнила, как, завернувшись в серые одеяла, сестры милосердия укладывались на узкие койки и при свете свечей обменивались своими переживаниями, слишком ужасными, чтобы вынести их в одиночестве. Те месяцы выжгли ее невинность, сделали из нее женщину, и Пруденс, безусловно, тоже была частью того времени, а потому оставалась частью собственной жизни Эстер даже после своей смерти.