Владимир Шеин - Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества

— Да.

— Как вы объясните, что в ходе предварительного следствия вы сообщили следователю, что видели Фёдорова у вашего дома 28 июня, а не 26 или 27, как сейчас?

— Нет, я говорила следователю, что не помню точную дату, когда видела его. Про 28 я точно ничего сказать не могла, так как я не могла видеть Фёдорова в этот день.

— В протоколе допроса имеется указание на то, что вы лично ознакомились с его содержанием. Это соответствует действительности?

— Подписи я ставила, а протокол не просмотрела. Я была уверена, что следователь всё записал правильно.

— В протоколе допроса имеется указание о том, что замечаний к его содержанию от вас не поступило. Как вы можете объяснить это?

— Я же говорю, что протокол лишь просмотрела. — Селемякина растерялась, стала говорить неуверенно, понимая, что сделала что-то неправильное. — Я не читала его.

— Инна Сергеевна, — сказала Малыгина, подойдя к ней и протянув том уголовного дела, — посмотрите, это ваши подписи в протоколе допроса?

— Да, — ответила та, взглянув на протокол, и растерянно продолжила — но я не говорила, что видела Фёдорова 28 июня.

— Инна Сергеевна, — продолжала Малыгина, вернувшись на своё место, — как вы объясните, что следователю вы сказали одно, а в суде сообщили совсем другое?

— Я, я … не знаю, — пролепетала Селемякина.

— Вам была разъяснена ответственность за дачу заведомо ложных показаний. — продолжал напирать прокурор. — В случае, если суд придёт к выводу о том, что вы солгали, вы будете привлечены к уголовной ответственности. Вам это понятно?!

— Ваша честь! — вскочил со своего места Плотников. — Это давление на свидетеля, принуждение его к даче показаний, которые нужны стороне обвинения. Свидетель уже дала чёткие ответы на все вопросы. Прошу сделать прокурору замечание.

— Отклонено, — Сергеев холодно посмотрел на защитника, — государственный обвинитель лишь дополнительно разъясняет ответственность свидетелю.

— Инна Сергеевна, я вам задала вопрос, — продолжала Малыгина.

— Да, — чуть не плача ответила та.

— Что да?!

— Разъясняли.

— Тогда объясните, почему ваши показания поменялись?!

— Я, я… не знаю.

— Хорошо. — сказала Малыгина, видя, что свидетель готов, доведён до нужного эмоционального состояния. — Когда вы лучше помнили события, о которых вас расспрашивали: когда давали показания следователю или сейчас? Всё-таки прошло достаточно много времени.

— Т… то…, тогда, — неуверенно и понимая, что говорит неправду, ответила Селемякина.

— Когда тогда?! — Малыгиной было необходимо поставить точку. — Когда вас допрашивал следователь?

— Д…, да. — чуть ли не шёпотом ответила Инна Сергеевна.

— Значит, суд может доверять вашим показаниям, данным на предварительном следствии?!

— Наверное, — Селемякина была раздавлена, она понимала, что произошла чудовищная ошибка. Ошибка, которую не исправить, как бы она этого не хотела. Но не из-за одних же её показаний Фёдоров оказался на скамье подсудимых, есть много других доказательств, которые подтверждают, что именно он убийца. Если бы это было не так, прокурор не стал бы угрожать ей уголовной ответственностью. Инна Сергеевна решила сделать всё, чтобы её отпустили, оставили в покое, суд же разберётся во всём, даже если её показания будут не совсем соответствовать действительности. — Да.

— Вы при допросе сообщили следователю правду?!

— Да. — уже уверенно ответила Селемякина.

— Ваша честь, у меня нет вопросов. — удовлетворенная Малыгина вернула судье том уголовного дела.

— У меня их также нет. — убито ответил Плотников на вопросительный взгляд судьи.

— Нет вопросов — отреагировали Фёдоров и мать убитого.

— Свидетель, вы можете быть свободны, не забудьте свой паспорт. — обратился Сергеев к Селемякиной.

Выйдя на улицу из здания суда, Инна Сергеевна минуты две постояла, отсутствующим взглядом провожая проезжающие автомобили, после чего чётко выговорила: «Скотина! Какая же скотина!». Для себя она решила больше не связываться с правоохранительными органами и никогда не выступать свидетелем.

Три дня после встречи с Самсоновым пролетели незаметно: я много работал, прямо подтверждая известную заповедь адвокатов: «Волка (адвоката) ноги кормят». Как же меня это бесило.

На следующий день после встречи с Фёдором Петровичем я съездил в СИЗО и встретился с Фёдоровым. Интересной наша беседа не стала, но была достаточно содержательной.

— Степан, я хотел бы тебе задать несколько вопросов и очень хотел бы, чтобы ты ответил на них. — обратился я к своему клиенту, после взаимного обмена приветствиями.

— Слушаю.

— Ранее всех интересовало твоё алиби в одном ключе — всем хотелось узнать, с кем ты разговаривал по телефону. Я понял, что ответа на данный вопрос ты никому не дашь, включая меня? — на мой вопросительный взгляд он ответил отрицательным кивком. После чего я продолжил. — В таком случае скажи, где ты находился в момент бесед с неизвестным абонентом, с этим тайным анонимом? Ответ на этот вопрос не должен быть для тебя проблемой.

— Хм… — Степан задумался и молчание длилось минуты три. — Действительно, ответ на заданный тобой вопрос ни на что не повлияет. Всё время, пока я разговаривал с переставшим интересовать тебя лицом, я находился в торгово-развлекательном центре «Иллюминация», в том, что на проспекте Славы.

— Где именно ты находился?

— Ну… В ходе бесед я постоянно перемещался, в основном по второму этажу. Дважды заходил в кафе.

— Покупал что-нибудь?

— Да. В первый раз я взял ланч, во второй — просто выпил кофе с какой-то булочкой. Заходил в магазин на первом этаже, где приобретал сигареты. В «Иллюминации» я был не меньше двух часов, раза четыре выходил покурить на улицу, у них там отведено специальное мест для курения.

— Встречал кого-нибудь из знакомых?

— Вроде нет.

— Чем ещё запомнился тот день, особенно в момент нахождения в развлекательном центре?

— Ничем. Я перемещался по зданию, дважды заходил в кафе. Ничего примечательного в тот день там не происходило.

— Может быть какие-нибудь мероприятия проводились?

— Нет. Шумно, конечно, было. Но так везде.

— Понятно.

— Ты приехал в торговый центр на машине?

— Да. — Фёдоров оживился. — И уехал тоже. По приезду я припарковал машину на стоянке.

— Теперь про кортик. Я узнал, что это форменное оружие прокуроров СССР. Тебе это о чём-то говорит?

— Нет. — Степан уже второй раз запнулся при упоминании кортика. — Я только знаю, что у моей мамы, той, которая умерла, отец, то есть мой дед был прокурором нашего региона или города, точно не знаю. Но он давно умер, я же его видел, когда был совсем мал, и не помню его.