Владимир Шеин - Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества

10 февраля 2020 года, у здания суда.

Сергей Иосифович Гофман вышел из зала суда и покинул храм правосудия в расстроенных чувствах. Из равновесия его вывело не то, что он выглядел полным дураком перед судом (всякое в жизни случается, перед начальством бывает приходится из себя такого идиота изображать, что диву даешься), не то, что наружу вылезли очевидные нарушения закона при проведении им экспертизы и подготовке заключения (такое было возможно, он был к этому готов), даже не то, что в ближайшей перспективе его ждали проблемы на работе, а, возможно, и увольнение, а то, что его предали. Это ощущение и непонимание причин такого поведения Семёнова, которого он считал другом, для Гофмана было нестерпимым. Ещё в войну он отличался тем, что никогда не скрывался от опасности. Сейчас такой опасностью для него являлась потеря друга, поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, он позвонил Семёнову и назначил ему встречу в городском парке на Набережной. Со следователем Гофман хотел поговорить наедине, чтобы их никто не побеспокоил и, главное, не прервал разговор, который был очень важен для эксперта

Уже через полчаса Гофман был на месте и, пройдя в глубь парка, занял скамейку, со всех сторон окружённую кустарником. Ещё с войны Сергей Иосифович боялся открытых пространств, признавал это, но ничего с собой поделать не мог. Семёнов подошёл минут через десять. С беспокойством посмотрев на эксперта, он приветственно кивнул ему, уселся рядом и сразу же начал:

— Сергей, что случилось? Из-за чего такая спешка?

— Случилось? — переспросил Гофман и продолжил. — Случилось то, что сейчас мне предстоит решить: отказаться от друга или нет, предал он меня или нет, грубо использовал в своих целях или нет.

— Что? Ты чего? — растерянно посмотрел на друга Семёнов.

— Сегодня меня допрашивали в суде по поводу экспертизы по делу об убийстве Костомарова. — говорил Гофман спокойно, даже монотонно. — Исключение из правила произошло, один из адвокатов Фёдорова увидел то, чего мы и опасались: и то, что я не все образцы исследовал, и то, что экспертиза направлена только против его клиента.

— Ты пострадаешь? Серьёзно?

— Не в этом дело. — на лице эксперта явно была вида досада.

— В чём же тогда?

— В том, что после судебного заседания я невольно услышал беседу этих адвокатов и содержание их беседы мне не понравилось.

— Чем?

— Тем, что один логично обосновал другому — без экспертизы дело может развалиться, а их клиент может быть и не виноват. Моё заключение было отсекающим Фёдорова от других подозреваемых, которых может быть множество исходя из количества следов, изъятых с места происшествия. Мало того, один из них, Талызин, рассказал: как ты допрашивал свидетельницу Селемякину и, это главное, что она действительно тебе говорила. Талызин разговаривал с ней, и она рассказала, что не видела Фёдорова в тот день. Понимаешь, не видела!

— Он просто отмазывает своего клиента, а свидетелю заплатили.

— Нет. Во-первых, это было бы глупо, так как её уже допросили в суде, где она сказала тоже самое, что и адвокату. Суд ей не поверил, а Талызин к её словам прислушался. Во-вторых, я наслышан о Талызине, он не будет заниматься такими делами. Плотников, может быть, допускаю, но не Талызин.

— Ну переборщил я со свидетелем, что сделаешь.

— Это меня тоже мало интересует: у каждого из нас есть профессиональные хитрости. То, что иногда необходимо надавить, схитрить — общая черта практически всех специальностей. Без этого не выжить.

— Что же тогда тебе не нравится? — уже с беспокойством спросил Семёнов.

— Меня беспокоит, что мой друг, человек, которому я доверяю, меня обманул и сделал это из своих каких-то шкурных интересов. Меня беспокоит, что я ошибся в тебе.

— Я тебе не лгал.

— Тогда как ты объяснишь тот факт, что этот чёртов Фёдоров не был основным подозреваемым и лишь благодаря моему заключению он им стал.

— Я был уверен в том, что убийца он, и сейчас верю в это.

— Олег, вера, когда она не слепая, хороша. То, что ты мне сейчас говоришь — глупость. Не может Фёдоров быть убийцей просто потому, что он живёт и попал в поле твоего зрения.

— Но у меня были доказательства!

— Какие? Показания бабушки и моё заключение. И то, и то другое не доказательство, а лишь умелые вычленение и подбор фактов, которые указывают на Фёдорова. Если же посмотреть на картину в целом, твой подозреваемый — один из сотни. И у каждого из этой сотни шансы абсолютно одинаковые.

— У меня был ещё свидетель.

— Кто? — было видно, что Гофман взвинчен. — Кто? Скажи мне! И перед тем, как будешь отвечать, подумай над тем, что я хочу получить честный ответ.

— Наркоман, Костин его фамилия. Он рассказал, что Фёдоров был единственным, кого убиенный впускал к себе в квартиру.

— Бред. Из твоих же слов следует, что кроме Фёдорова, там бывал и сам Костин. Иначе откуда у него такая информация. Олег, неужели ты скурвился и по заказу отправил этого Фёдорова в камеру? — последний вопрос дался Гофману очень тяжело. — И я тебе в этом помогал?

— Ты что, Серёга, с ума сошёл! Никогда! Уверяю тебя, нет. Ты ошибаешься. — Семёнов был одновременно возмущён и испуган. Особенно расстроили его подозрения друга.

— Пока всё выглядит именно так, как я думаю. Ты опытный следователь, поработал по этому делу либо как глупый школьник, либо всё сделано тобой умышленно и из-за определённого интереса. — продолжал напирать Гофман.

— Сергей, уверяю тебя, никто мне не платил, и я ни у кого, кроме государства никогда денег не брал. По этому делу я работал так, как считал нужным. Видимо, я допустил ошибку. Понимаешь, всё срасталось, всё в цвет было.

— И сомнений не возникало?

— Да были сомнения, были. — раздосадовано воскликнул следователь. — В этом деле сначала вообще никаких зацепок не было. Ну насобирал я эти следы пальцев рук с места происшествия. Даже если бы установили всех, кому они принадлежат, это ни о чём не говорит. Их могли оставить когда угодно, необязательно в день убийства.

— Мне можешь очевидные вещи не сообщать, я всё-таки эксперт. — усмехнулся Гофман.

— Месяц расследования ничего не дал. Опера только руками разводили. Я уже готовился к тому, что дело так глухарём и останется. И тут возник Костин. Возник и сообщил…. — Семёнов остановился.

— И что же он сообщил?

— Чёрт, это Фирсов.

— Что Фирсов?

— Он сначала разговаривал со свидетелем, пришёл ко мне и принёс его объяснения. Два объяснения.

— Как это два? Зачем их было дублировать?

— Фирсов их и не дублировал. Отличались они незначительно. Этот Костин умудрился такого наговорить! Якобы клиентами Костомарова, убитого, являлись многие из известных людей города. Костомаров же был наркодилером. Так вот в списке его клиентов со слов Костина были люди, в том числе, и из нашего с тобой руководства. Фирсов их исключил, и я с ним согласен, так как они к убийству причастны быть не могут.