Роберт Гулик - Пейзаж с ивами

Подняв глаза на судью, он произнес бесцветным голосом:

— Я прошу разрешить мне иметь на пальце это кольцо, когда я отправлюсь на эшафот. Я подарил его ей, когда выкупил из публичного дома.

Когда судья Ди кивком дал свое согласие, Ху склонил голову и медленно проговорил, не сводя глаз с кольца:

— Она была тогда совсем маленькой девочкой… Маленькой, испуганной девочкой. Ее звали Сапфир, как и куртизанку, которую выкупил мой прадед. «Это не просто совпадение, — сказал я ей, — это воля Неба. Твоя любовь возместит все те страдания, которые некогда Сапфир принесла моей семье». — Он покачал большой головой. — Почему она так переменилась после тех первых лет, когда мы были счастливы? Потому ли, что не могла забыть, что я ее выкупил? Не знаю. Уходя от меня, на прощание она сказала лишь несколько слов. «Мэй богат, а ты беден. Я еще так много должна получить от жизни… Парчовые одежды, дорогие украшения, множество слуг…» Это были ее прощальные слова.

Повернув кольцо на пальце, он продолжал:

— Но и вся та роскошь, которую дал ей Мэй, не сделала ее счастливой. У нее были любовники, много любовников. Это меня огорчало, поскольку явно свидетельствовало о том, что она несчастна и одинока. Однажды она пригласила меня к себе и сказала, что не может забыть меня, человека, который выкупил ее из неволи. Правда ли это? Не знаю. Но я понял, что снова счастлив. А потом вспыхнула эпидемия. Я убеждал ее уехать из города, но она отказалась, поскольку, когда слуг не было, а Мэй проводил целый день на рынке, мы могли встречаться чаще. Но на прошлой неделе она сказала: «Так больше не может продолжаться. Я должна уехать из этого города, из города смерти и тлена. Я хочу начать жизнь заново где-нибудь в другом месте, далеко отсюда». — «Можно и мне уехать с тобой?» — спросил я ее. «Не знаю, — устало ответила она. — Я люблю тебя, но ты всегда будешь напоминать мне о прошлом. О прошлом, которое я хочу забыть».

Он замолчал. Судья Ди слушал его, не шевелясь. Потом он спросил:

— Что именно произошло в ту роковую ночь?

Ху поднял голову, оторвавшись от своих раздумий.

— Вы хотите знать, что случилось? Она попросила меня прийти к ней около полуночи. Как обычно, в комнату для гостей. Она сказала, что старый Мэй уже давно отправился почивать. Мы не стали задергивать занавески на кровати. Комната освещалась единственной свечой на туалетном столике. Вдруг овальная дверь распахнулась, и вошел Мэй. Он был в домашнем платье, всклокоченная седая голова была непокрытой. «Убей его! — приказала она мне. — Мне невыносим уже один его вид!» Я поднялся, но старый Мэй покачал головой. «Тебе нет нужды меня убивать, Ху, — сказал он. — Забери ее. Ты купил ее, и она по праву принадлежит тебе». Она вскочила и начала осыпать его бранью, но он остановил ее поднятием руки. «Мне известно, что у меня ты ощущала себя несчастной, — сказал он, — и твой последний шанс — уйти вместе с Ху. Может быть, наконец ты найдешь то, что ищешь». Затем, покачав головой, он добавил со своей обычной ханжеской миной: «Если бы ты знала, как мне тебя жалко!» Эти слова явились последней каплей. Как он смеет прощать ее? Только у меня имелось на это право! В слепой ярости я схватил тушечницу, ударил его ею и начал пинать ногами его жалкое тело. Я остановился только тогда, когда она обхватила меня руками, умоляя успокоиться.

Он вытер рукой влажное лицо.

— Мы присели рядышком на край кровати и не произносили ни слова. Да и что мы могли сказать? Наконец она прервала молчание. «Я решила, что ты должен уехать вместе со мной, — сказала она. — Мы перенесем тело в зал к подножию мраморной лестницы. Представим все так, словно бы он еще раньше свалился с лестницы. А через несколько дней уедем. Вместе». Мы перетащили труп в зал и добавили некоторые детали, чтобы создать видимость несчастного случая. Потом я ушел через калитку в саду. Вот и все.

В зал суда вошли четверо людей в черном; их головы были закрыты капюшонами. С привычной легкостью они закатали труп в циновку. Потом завернули его в холщовое полотнище. Пока они выносили свою ношу, Ху не спускал с них глаз.

Судья Ди подал знак писцам. И снова они прочитали нараспев свои записи. Они почти закончили чтение, как вдруг высокие окна осветились от вспышки молнии. Раздался оглушительный удар грома, потом стало слышно, как дождь стучит по промасленной бумаге на окнах.

Не вставая с кресла, судья обернулся.

— Вот и дождь пошел, — обратился он к своим помощникам. — Наконец-то!

Капитан взял у писцов протокол и подал его Ху, который скрепил его отпечатком большого пальца. Судья Ди поднялся, одернул платье и сказал:

— Ху Бэнь, вы обвиняетесь также в совершении еще одного тяжкого преступления. Впрочем, говорить об этом нет нужды, поскольку вашего признания в том, что вы убили господина Мэй Ляна, достойного человека и благодетеля народа, вполне достаточно для вынесения приговора. Поэтому данный суд приговаривает обвиняемого Ху Бэня к смертной казни через обезглавливание. В соответствии с законом чрезвычайного времени приговор должен быть приведен в исполнение без отлагательств.

Он снова опустился в кресло, взял кисть и заполнил официальную форму. Скрепив ее печатью, он обернулся и передал бумагу Цзяо Таю.

— Займитесь с офицером Ма необходимыми приготовлениями. Дао Гань будет присутствовать при казни как мой представитель и зачитает официальное обвинение. — Он стукнул молотком по столу.

Два солдата приблизились к Ху, но казалось, что он их не замечает. Он не сводил глаз с кольца на мизинце, продолжая медленно вращать его. Большой сапфир испускал голубое сияние. Один из солдат постучал его по плечу. Ху повернулся и безропотно позволил им увести себя. Его широкие плечи поникли в складках просторного охотничьего плаща.

Судья Ди объявил:

— Данный суд соберется на заседание завтра рано утром. Тогда обвиняемый доктор Лю будет приговорен к длительному тюремному заключению по обвинению в даче ложных показаний, в сокрытии важной информации и за непрофессиональное поведение. Сегодняшнее заседание закончено.

Он снова стукнул молотком. Потом встал и направился к двери, сложив руки в широких рукавах. Все присутствующие застыли в почтительных позах.

Стражники у ворот военного трибунала водрузили в паланкине над головой судьи Ди импровизированный навес. Пока солдаты несли судью, он откинулся на подушки и высунул наружу правую руку, чтобы ощущать прохладные капли дождя.

Вдруг он понял, что совершенно измотан. Он пытался сосредоточить мысли на заседании трибунала, но зал, освещенный мерцающими факелами, представлялся ему столь же нереальным и расплывчатым, как сцена из смутно вспоминаемого сна. Его мысли начали путаться, наскакивать одна на другую. Все расплывалось, и возникало ужасное ощущение, что его уже много дней носят в этом паланкине и это будет продолжаться бесконечно, по кругу, из которого нет выхода. Изнутри подкатила какая-то болезненная пустота. Он поднял руки и потер виски. Постепенно головокружение исчезло, но осталось ощущение бесконечной усталости, полного изнеможения. Он спрашивал себя, является ли это естественным следствием трех недель умственного и физического напряжения, или же это признак надвигающейся старости?