Роберт Гулик - Убийство в Кантоне

Внезапно Зумурруд вскрикнула и всем телом упала прямо в его объятия, так что он едва устоял на ногах. Обхватив ее гибкий стан, он склонился, чтобы припасть к пухлым алым губам, но вдруг увидел, как стекленеют ее огромные глаза. Рот Зумурруд свело судорогой, и кровь залила подбородок. Внезапно Цзяо Тай ощутил, как теплые капли текут по его рукам, сжимающим ее талию. В полной растерянности он ощупал плечи Зумурруд, и пальцы его сомкнулись на древке копья.

Цзяо Тай стоял недвижно, всем телом ощущая ее тепло. Он слышал, как бьется ее сердце, как уже было однажды, когда он держал ее в объятиях на цветочной лодке. А потом биение прекратилось. Он положил Зумурруд на лежанку и выдернул из спины короткое копье. Затем осторожно закрыл ей глаза и обтер лицо. Разум его будто оцепенел. Цзяо Тай недоуменно смотрел на плоские крыши арабских домов. Там, у окна, она стала легкой мишенью для умелого метателя.

Вдруг Цзяо Тай осознал, что стоит сейчас у мертвого тела единственной женщины, которую когда-либо любил, любил все своим существом. Упав на колени перед лежанкой, он уткнулся лицом в ее длинные локоны и разразился беззвучными рыданиями.

Прошло немало времени, прежде чем он встал, взял ее синюю накидку и накрыл покойницу.

— Для нас обоих любовь означала смерть, — шептал Цзяо Тай. — Я понял это, как только увидел тебя, с самого первого взгляда. Я увидел тогда поле брани, ощутил пьянящий запах струящейся алой крови…

Окинув долгим взглядом неподвижную фигуру Зумурруд, Цзяо Тай запер дверь и спустился вниз. До дворца он шел полутемными улицами, почти безлюдными в столь ранний час.

Дворецкий сообщил, что судья Ди еще не выходил из спальни. Цзяо Тай поднялся на второй этаж и сел на диван в приемной. Судья услышал его шаги. Как был, с непокрытой головой и в ночном халате, он отдернул дверную завесу. В руке у него был гребень: он как раз собирался заняться бородой и усами. Увидев искаженное горем лицо Цзяо Тая, он поспешил к нему.

— Во имя Небес, что случилось, Цзяо Тай? Нет-нет, сиди, парень! Ты, похоже, болен!

Он сел на другой диван, встревоженно глядя на своего помощника.

Глядя прямо перед собой, Цзяо Тай рассказал ему всю историю Зумурруд. Закончив, он добавил все тем же безжизненным тоном:

— Я думал об этом всю дорогу сюда, ваша честь. Для нас в любом случае все было кончено.

Если бы с ней не расправился убийца, я бы убил ее сам. Ее жизнь за жизнь цензора, жизнь за жизнь, она бы это поняла. Это у нее в крови, так же как и у меня. Потом я убил бы себя. Однако вышло так, что я все еще жив. Но как только это дело будет закончено, прошу вас освободить меня от клятвы служить вам, ваша честь. Я хочу присоединиться к нашей армии, что сражается с тюрками за северной границей.

Последовало долгое молчание. Наконец судья Ди тихо сказал:

— Я ни разу ее не видел, но тебя понимаю. Она умерла счастливой, ибо думала, что наконец сбывается ее заветная мечта. Но она была мертва еще прежде, чем ее убили, Цзяо Тай. Ведь у нее осталась лишь одна мечта, а для того, чтобы жить, их должно быть много.

Он расправил халат и посмотрел куда-то вверх.

— Я когда-то испытал то же, что ты, Цзяо Тай, сейчас чувствуешь. Четыре года назад, в Бэйчжоу, когда я расследовал убийства гвоздями [2] См. роман ван Гулика «Смертоносные гвозди». , похожее случилось и со мной. И мне пришлось взять на себя решение, от которого тебя освободил убийца Зумурруд. Больше того, та женщина спасла мою жизнь и честь.

— Ее казнили? — напрягся Цзяо Тай.

— Нет. Она избавила меня от этого. Наложила на себя руки. — И он продолжил, медленно поглаживая бороду: — Я тогда собирался все бросить, хотел оставить этот мир, показавшийся мне серым и безжизненным, просто мертвым. — Судья помолчал, а затем вдруг положил руку на плечо Цзяо Тая: — Тут никто тебе не поможет и не сумеет дать добрый совет. Ты должен сам выбрать путь, которым последуешь. Но что бы ты ни решил, Цзяо Тай, моя дружба и уважение к тебе останутся неизменными.

Вставая, судья со слабой улыбкой добавил:

— Теперь я должен завершить свой утренний туалет, а то, наверное, выгляжу как чучело! А тебе стоило бы немедля послать четверых тайных стражников на ее джонку, задержать служанку, которой известен ее покровитель, и допросить всех, кто на этой джонке находится. Ведь мы должны выяснить личность этого покровителя. Затем возвращайся на свой постоялый двор с десятком стражников, распорядись насчет тела и прими надлежащие меры для поиска убийцы.

И судья скрылся за дверной завесой.

Цзяо Тай встал и поспешил вниз.

Вскоре после того, как судья Ди приступил к завтраку, явился Дао Гань. Пожелав судье доброго утра, он нетерпеливо поинтересовался, не приходил ли кто-нибудь за наградой. Судья покачал головой и жестом предложил ему сесть, после чего молча доел рисовую кашу. Отложив палочки, он сложил на груди утонувшие в широких рукавах руки и рассказал Дао Ганю о том, сколь неожиданные результаты принесло фальшивое объявление.

— Так это любовь заставила цензора вернуться в Кантон! — воскликнул Дао Гань.

— Отчасти. Кроме того, он намеревался раскрыть заговор Мансура. Ведь он ясно сказал Зумурруд, что должен был повидать здесь неких арабов.

— Но почему же он все держал в тайне, ваша честь? Почему же, вернувшись в столицу, не обсудил этот вопрос на Большом совете и не…

— Он мало что знал о женщинах, Дао Гань, но очень хорошо разбирался в государственных делах. У него возникли подозрения, что за этим заговором стоят его враги при дворе. Поэтому он не мог никому довериться, пока не получит неопровержимых доказательств. У него было немало противников среди самых высокопоставленных чиновников, которые вполне могли иметь шпионов, способных донести о делах, рассматриваемых Большим советом. Желая получить эти доказательства, цензор и вернулся в Кантон. Чтобы пасть от руки женщины, которую он любил.

— Как мог столь утонченный господин, каковым был цензор, потерять голову от заурядной арабской плясуньи?

— Ну, для начала она была совсем не похожа на изысканных и воспитанных китайских дам, которых цензор привык видеть в столице. Должно быть, она стала первой увиденной им арабской женщиной. Ведь в столице, в отличие от Кантона, едва ли встретишь араба, не говоря уж о молодой арабке. Полагаю, сыграла свою роль и новизна ощущений, впервые им испытанных. Ее исключительная плотская привлекательность пробудила в нем давно подавляемые желания. Подобная страсть способна преодолеть любую пропасть. Цзяо Тай тоже не устоял перед ее чарами, Дао Гань. Тебе лучше вовсе не говорить с ним о ней: трагедия глубоко потрясла нашего друга.

Дао Гань глубокомысленно кивнул.