Агата Кристи - Почему не Эванс? [litres]

И пока он размышлял таким образом, дело уладилось само собой: он уснул, даже не заметив этого.

Когда проснулся, на часах было уже полчетвертого! Бобби ухмыльнулся, подумав о том, с каким неодобрением его отец отнесется к подобному времяпрепровождению. Добрая прогулка на вольном воздухе – миль так двенадцать – вот что подобает здоровому молодому человеку. Далее с неизбежностью следовала сакраментальная фраза: «Ну, теперь я, наверное, заслужил свой ланч».

«Дурость несусветная, – думал Бобби. – Как можно заслужить ланч долгой пешеходной прогулкой, тем более что ты не хочешь никуда идти? Какой в ней смысл? Если она приятна тебе, значит, ты всего лишь ублажаешь себя, а если неприятна, значит, ты просто глуп, осуществляя ее».

После чего мысль его обратилась к незаслуженному ланчу, и Бобби со вкусом употребил его, удовлетворенно вздохнул и откупорил бутылку пива, которое показалось ему непривычно горьким, но тем не менее освежало.

Наконец он снова откинулся на спину, забросив пустую бутылку в куст вереска.

Он чувствовал себя богом на этом месте. Весь мир был у его ног. Фраза, конечно, но какая фраза! Он способен сделать что угодно, стоит лишь захотеть! Планы, полные великолепия и отважной инициативы, один за другим вспыхивали в его голове.

Потом ему снова захотелось спать. Летаргия овладевала им.

И он уснул.

Тяжелым, мертвенным сном.

Фрэнки остановила свой большой зеленый «Бентли» возле бордюра, окаймлявшего тротуар перед старомодным домом, над дверями которого было написано «Сент-Асаф».

Выпрыгнув наружу, Фрэнки повернулась, взяла с сиденья большой букет лилий. И после этого позвонила. Дверь открыла женщина в одежде медсестры.

– Могу ли я повидать мистера Джонса? – осведомилась Фрэнки.

Взгляд медсестры с несомненным интересом мигом впитал «Бентли», лилии и Фрэнки.

– Какое имя назвать?

– Леди Фрэнсис Дервент.

Медсестра была в восторге, и пациент мгновенно вырос в ее глазах.

Она провела Фрэнки наверх, в приемную на втором этаже.

– А у вас гостья, мистер Джонс. И как вы думаете, кто? Такой приятный сюрприз для вас. – Все это было произнесено в мажорной, обычной для больниц манере.

– Вот те на! – весьма удивился Бобби. – Неужели это Фрэнки!

– Привет, Бобби, я принесла тебе положенные по ситуации цветы. Правда, в несколько кладбищенском духе, но особого выбора не было.

– Ах, леди Фрэнсис, – произнесла медсестра, – я поставлю их в воду.

Она покинула комнату.

Фрэнки опустилась в очевидно предназначенное для посетителя кресло.

– Итак, Бобби, – объявила она. – Что это вообще такое?

– Спрашиваешь! – отозвался Бобби. – Я тут прямо событие. Восемь гран [5] Примерно полграмма. морфия, никак не меньше. Обо мне намереваются написать в «Ланцете» и «БМЖ».

– Что это такое «БМЖ»? – перебила его Фрэнки.

– «Британский медицинский журнал».

– Ладно. Давай. Осыпь меня сокращениями.

– А знаешь ли ты, моя девочка, что смертельной дозой являются полграна? Я должен был умереть шестнадцать раз. Говорят, что выживали получившие и шестнадцать, но и восемь тоже превосходный результат, как по-твоему? Я – здешний герой. У них еще не было подобного случая.

– Как им повезло.

– А то нет? Есть теперь о чем рассказать другим пациентам.

Медсестра вернулась с лилиями в двух вазах.

– Разве я ошибаюсь, сестра? – потребовал ответа Бобби. – У вас никогда не было такого случая, как мой?

– O! Вас здесь вообще не должно было быть, – сказала сестра. – Вам назначено было место на кладбище. Но, говорят, молодыми умирают только хорошие люди.

Хихикнув собственной шутке, она вышла.

– Ну? – провозгласил Бобби. – Вот увидишь, я прославлюсь по всей Англии.

Он не умолкал. Все признаки комплекса неполноценности, проявленные во время последнего разговора с Фрэнки, испарились, не оставив следа. И с жестким и эгоистическим удовольствием Бобби изложил в подробностях историю своего выздоровления.

– Довольно, – осадила его Фрэнки. – Не скажу, чтобы желудочные зонды сколько-нибудь занимали меня. Послушать тебя, так получится, что до тебя никто не травился.

– Выдержать восемь гран морфия и выжить удавалось считаным единицам, – указал Бобби. – Но забудем: вижу, что мне не удалось произвести на тебя достаточное впечатление.

– Очень хотелось бы узнать другое: кто отравил тебя, – сказала Фрэнки.

– Понимаю. Только добрый морфий зазря извели.

– Он оказался в пиве, так?

– Да, какие-то люди обнаружили меня спящего мертвецким сном, попытались разбудить и не смогли этого сделать. Тогда они встревожились, отнесли меня на ферму и послали за врачом.

– Что было дальше, я знаю, – поспешно вставила Фрэнки.

– Сначала подумали, что я принял морфий преднамеренно. Потом, услышав мою историю, отправились на берег искать пивную бутылку, нашли там, куда я ее бросил, и отдали на анализ – остатка вполне хватило для того, чтобы его произвести.

– И никаких намеков на то, каким образом морфий попал в бутылку?

– Никаких. Допросили хозяев того паба, где я купил ее, проверили содержимое других бутылок, и все оказалось вполне нормальным.

– Значит, кто-то подмешал морфий в бутылку, когда ты уснул?

– Именно. Я помню, что бумажная наклейка на пробке отставала.

Фрэнки задумчиво кивнула:

– Итак, все это указывает на то, что мое мнение, которое я высказала тебе тогда в поезде, оказалось справедливым.

– А что ты тогда мне сказала?

– Что этого человека, Притчарда, столкнули с обрыва…

– Это было не в поезде. Ты сказала это на станции, – растерянно произнес Бобби.

– Одно и то же.

– Но зачем…

– Дорогой, это же очевидно. А вот почему кто-то решил убрать тебя с дороги? Ты же не наследник огромного состояния или чего-то другого.

– Как знать. Какая-нибудь внучатая тетя из Новой Зеландии, да бог весть откуда, о которой я в жизни не слышал, могла оставить мне все свои деньги.

– Ерунда, она должна была знать тебя. А если не знала, с какой стати ей нужно оставлять деньги именно четвертому сыну твоего отца? К тому же в наши тяжелые времена даже священник способен обходиться без четвертого сына, ибо не в состоянии себе его позволить! Нет, все совершенно ясно. Твоя смерть не может оказаться выгодной кому бы то ни было. Тогда остается месть. Ты случайно не соблазнил дочку аптекаря?

– Не помню такого случая, – с достоинством произнес Бобби.

– Понятно. Сейчас соблазняют направо и налево, не утруждаясь запоминать. Но за тебя я спокойна: берусь утверждать, что ты вообще еще никого не соблазнял.

– Фрэнки, ты заставляешь меня краснеть. Кстати, а почему обязательно дочь аптекаря?