Роберт Гулик - Убийство в лабиринте

Судья Ди осмотрел стены с книжными стеллажами такой высоты, чтобы можно было дотянуться до полок рукой. Он обратился к Дао Ганю:

— Проверь, нет ли в этих стенах тайного хода. Также осмотри окна и отверстия над ними.

Пока Дао Гань снимал верхнее платье, чтобы взобраться по полкам наверх, судья велел судебному врачу осмотреть труп.

Врач ощупал плечи и руки. Потом попытался приподнять голову. Тело уже успело окоченеть. Чтобы увидеть лицо, ему пришлось отклонить умершего к спинке кресла.

Старый генерал невидящими глазами уставился в потолок. Лицо у него было вытянутым и морщинистым. Из худого горла торчало тонкое лезвие, шириной не больше чем в полпальца. У кинжальчика была необычного вида деревянная рукоять, немногим шире самого лезвия и совсем короткая.

Судья Ди сложил руки и посмотрел сверху на труп, после чего приказал врачу:

— Вытащи этот нож!

Врачу сначала не удавалось ухватиться за короткую рукоять. Наконец, зажав ее большим и указательным пальцами, он без труда смог извлечь лезвие. Оно вонзилось в горло не больше, чем на два фэня [3] Мера длины, составляющая 3,3 мм. .

Осторожно завернув крошечное оружие в промасленную бумагу, судебный врач сказал:

— Кровь свернулась, а тело полностью окоченело. Смерть должна была наступить вчера поздно вечером.

Судья был с ним согласен и попробовал воспроизвести ход событий.

— После того как отставной генерал запер дверь, он снял свое нарядное платье и переоделся в домашнее. Потом присел к столу, растер тушь и намочил кисточку. Убийца должен был нанести свой удар сразу после этого, поскольку генерал успел написать только две строки. Странно, что прошло только несколько мгновений между тем моментом, когда он увидел убийцу, и тем, когда кинжал вонзился ему в горло. Он даже не успел отложить в сторону свою кисточку.

— Ваша честь, — прервал его Дао Гань, — есть еще одно более странное обстоятельство. Я не могу представить себе, как убийца смог проникнуть в комнату, и уж тем более — как он смог из нее выйти.

Судья Ди вскинул брови.

— Единственный способ войти в библиотеку, — продолжал Дао Гань, — через эту вот дверь. Я осмотрел все стены, маленькие окошки над книжными полками и зарешеченные отверстия. Наконец, я обследовал дверь, чтобы проверить, нет ли там отодвигающейся доски. Но нигде никаких секретных приспособлений или отверстий не оказалось.

Подергивая усы, судья Ди спросил кандидата Дина:

— А не мог ли убийца проникнуть в библиотеку незадолго до того, как ваш отец вошел в комнату, или сразу после этого?

Кандидат Дин, стоявший у стены с остекленевшим взглядом, сделал над собой усилие и ответил:

— Это невозможно, ваша честь! Подойдя к библиотеке, отец отпер дверь. Пока я оставался коленопреклоненным, он некоторое время стоял в дверном проеме. За спиной у меня находился наш домоправитель. Потом я поднялся с колен, и отец закрыл дверь. Ни потом, ни раньше туда никто войти не мог. Отец всегда держит дверь запертой, и только у него есть от нее ключ.

Советник Хун наклонился к судье и прошептал ему на ухо:

— Нужно будет допросить домоправителя, ваша честь. Но даже если мы установим, что тем или иным способом убийца проник сюда незамеченным, остается загадкой, как он сумел отсюда выбраться. Ведь дверь была заперта изнутри!

Судья Ди кивнул и обратился к кандидату Дину:

— Вы настаиваете, что убийство совершил У. Можете вы указать на какие-то признаки того, что У был в этой комнате?

Дин медленно огляделся, уныло покачал головой и ответил:

— Нет, ваша честь, такой умный человек, как У, не оставил бы никаких следов. Но я убежден, что последующее расследование выявит доказательства его вины.

— Мы перенесем тело в парадную комнату, — сказал судья Ди. — Отправляйтесь туда, кандидат Дин, и проверьте, сделаны ли все необходимые приготовления для врачебной экспертизы.

Как только кандидат Дин удалился, судья Ди приказал советнику Хуну:

— Осмотри одежду убитого.

Советник ощупал рукава платья жертвы и достал из правого носовой платок и маленький наборчик, в который входили зубочистка и ухочистка, завернутые в кусочек парчи. В левом рукаве он обнаружил большой ключ хитроумной конфигурации и картонную коробочку. Потом он порылся в поясе покойного, но не нашел там ничего, кроме еще одного носового платка.

Судья Ди открыл крышку коробочки. Внутри было девять засахаренных слив, аккуратно уложенных в три ряда. Ланьфан славился подобными сладостями. К крышке коробочки была прикреплена записка с надписью:

«Почтительно приношу поздравления».

Со вздохом судья положил коробочку на стол. Судебный врач вынул из окоченевших пальцев убитого кисточку для письма. Вошли двое стражников и унесли тело мертвого генерала на бамбуковых носилках.

Судья Ди опустился в кресло убитого.

— Отправляйтесь в главную комнату, — приказал он, — а я еще на некоторое время останусь здесь.

Когда библиотека опустела, судья откинулся на спинку кресла и задумчиво осмотрел стеллажи, заполненные книгами и документами. Полок на стенах не было только по обе стороны от двери. Там висели живописные свитки, а над притолокой имелась доска с выгравированной на ней надписью:

«Кабинет самопознания».

Очевидно, такое название генерал дал своей библиотеке.

Потом судья Ди осмотрел письменные принадлежности, разложенные на столе. Камень для растирания туши был на редкость приятной формы, а стоявшую сбоку бамбуковую подставку для кистей покрывала великолепная резьба. Рядом с тушечницей располагался красный бамбуковый сосуд для смачивания кистей. На нем синей тушью было выведено: «Кабинет самопознания»; видимо, он был изготовлен специально для генерала Дина. На миниатюрной подставке из резной яшмы лежала плиточка туши.

Слева судья заметил бронзовое пресс-папье. Надпись на нем гласила:

«Ива обретает свою форму от весеннего ветерка, рябь на волнах получает свое изящество от осенней луны».

Под этими поэтическими строками стояла подпись:

«Отшельник из Бамбуковой рощи».

Ди решил, что так именовал себя один из друзей генерала, подаривший ему это пресс-папье.

Он поднял кисточку для письма, которой пользовался покойный. Она была очень изящной, из волчьего ворса с длинным кончиком. На резной ручке, покрытой красным лаком, красовалась надпись:

«Воздаяние на закате жизни».

Сбоку крохотными, точеными иероглифами было выгравировано:

«С почтительными поздравлениями по случаю завершения шестидесятилетнего цикла. «Обитель спокойствия».