Роберт Гулик - Убийство в лабиринте

Судья Ди испытывал глубокое отвращение к этой порочной женщине. Ему стало легче после того, как госпожа Ли оставила отпечаток пальца на своих показаниях и ее отвели в тюрьму.

На этом же заседании судья также допросил трех китайских лавочников, бывших соучастниками уйгуров. Оказалось, что они не имели представления о серьезности заговора. Они полагали, что речь идет только о том, чтобы организовать уличную драку и под шумок разграбить несколько лавок.

Судья велел нанести им по пятьдесят ударов бамбуковой палкой и приговорил их в течение месяца носить тяжелую деревянную колодку на шее.

Днем в управу примчался слуга из дома Дина. Он сообщил, что кандидат Дин повесился, а четвертая жена покойного генерала приняла яд. Никто из них не оставил объяснительной записки. По общему мнению, они поступили так из-за трагической смерти генерала. Некоторые пожилые люди одобрительно отнеслись к самоубийству женщины, считая его высшим проявлением преданности — жена следует за мужем в могилу. Они начали собирать деньги, чтобы установить поминальную каменную табличку.

Следующие полторы недели судья был полностью занят разбором дел Цзянь Моу и Ю Ги. Относительно мягкие наказания были назначены двум советникам Цзянь Моу и тем его приспешникам, которые занимались вымогательством. Госпоже Ю рассказали о содержании последнего завещания губернатора. Ее должны были вызвать в управу, как только из столицы сообщат об окончательном решении высших властей.

Советник Хун надеялся, что теперь, после того как судья раскрыл все три преступления и предотвратил нападение на город, он наконец немного отдохнет. Но, к своему огорчению, он заметил, что судья Ди все еще чем-то сильно встревожен. Судья часто пребывал в плохом настроении, иногда он изменял принятое ранее решение, что для него было совершенно необычно. Советник не мог себе представить причину озабоченности судьи, а тот не снисходил до объяснений.

Однажды главную улицу огласил топот копыт и громкие звуки гонгов. Двести солдат регулярной армии с развевающимися знаменами вступили в Ланьфан. Это был гарнизон, высланный в ответ на просьбу судьи.

Командовал им офицер, участвовавший в боевых действиях против варваров на севере, образованный молодой человек, который произвел на судью очень хорошее впечатление. Он передал официальное письмо от Военного управления, в котором судье предоставлялась полная свобода в решении всех военных дел.

Гарнизон разместился в поместье Цзяня, и Цзяо Тай вернулся в судебную управу.

Прибытие гарнизона несколько ободрило судью. Но вскоре, однако, он вновь впал в мрачное настроение, занимался лишь повседневными делами округа и редко выходил из дома. Лишь раз он покинул судебную управу, чтобы присутствовать на похоронах Белой Орхидеи.

У решил устроить грандиозные похороны. Он настоял на том, что сам все оплатит. Художник совершенно переменился. Он перестал пить, что совершенно рассорило его с хозяином дома, где он жил, владельцем винной лавки «Вечная весна». Тот счел, что решение У вызвано качеством его вина. Все пропойцы квартала печально называли этот разрыв концом прекрасной дружбы.

У продал все свои картины и снял комнатку возле храма Конфуция. Большую часть времени он изучал классиков, выходя из дома только для того, чтобы навестить начальника стражи Фана в расположенной поблизости судебной управе. Казалось, они стали закадычными друзьями. У часами разговаривал с ним в сторожке.

Как-то днем, когда судья Ди, сидя в кабинете, уныло просматривал какие-то документы, вошел советник Хун и вручил ему большой запечатанный конверт.

— Это письмо, ваша честь, только что доставил гонец из столицы.

Лицо судьи оживилось. Он сломал печать и нетерпеливо просмотрел бумаги.

Вновь сложив документы, он удовлетворенно кивнул. Постукивая пальцем по бумагам, он сказал советнику:

— Это официальное решение о предательстве Ю Ги, убийстве генерала Дина и убийстве, совершенном госпожой Ли. Тебе будет любопытно узнать, что заговор уйгурских племен был улажен на высоком правительственном уровне при переговорах между нашим Управлением по делам варваров и уйгурским ханом. Ланьфан отныне огражден от нападений. Завтра я закрою эти дела. После этого я буду свободен!

Советник Хун не вполне понял последние слова судьи. Но тот не оставил ему времени на расспросы и начал немедленно отдавать распоряжения к утреннему заседанию управы.

На следующее утро сотрудники управы начали приготовления за два часа до рассвета. Перед главными воротами зажгли факелы, а группа стражников проверила исправность повозки, которая должна была доставить осужденных к месту казни за восточными городскими воротами.

Несмотря на ранний час, там собралось много горожан. С нездоровым оживлением они наблюдали за приготовлениями. Потом из штаб-квартиры гарнизона прибыли конные и окружили повозку.

За час до рассвета крепкий стражник трижды ударил в большой бронзовый гонг у ворот. Стражники открыли их, и толпа влилась в зал заседаний, освещенный большими свечами.

Толпа в почтительном молчании наблюдала за тем, как на помосте появился судья и медленно уселся за стол. Он был в полном церемониальном облачении из блестящей зеленой парчи. На плечах у него была алая накидка. Это был знак того, что он объявит о смертной казни.

Сначала к помосту подвели Ю Ги.

Когда тот опустился на колени перед столом, старший писец положил перед судьей документ. Судья подвинул свечу поближе и прочитал торжественным голосом:

— Преступник Ю Ги виновен в государственной измене. Он должен быть надлежащим образом предан медленной смерти: живым быть разрезанным по частям. Учитывая, что отец преступника, его превосходительство Ю Шоуцзянь, имел большие заслуги перед государством и народом, а также то, что он подал посмертную просьбу о милосердии к его сыну, этот приговор смягчается и указанный преступник будет сначала убит, а только потом расчленен. В знак уважения к покойному губернатору Ю голова преступника не будет выставлена на городских воротах, а имущество не будет конфисковано.

Судья сделал паузу и передал бумагу начальнику стражи.

— Преступнику дозволяется прочитать просьбу покойного отца, — объявил он.

Начальник стражи Фан отдал бумагу Ю Ги, который слушал судью с бесстрастным лицом. Однако прочитав строки, написанные его отцом, он разразился душераздирающими рыданиями.

Два стражника связали руки Ю Ги за спиной. Начальник стражи взял приготовленную длинную белую доску и прикрепил ее к веревкам на спине Ю Ги. Там большими иероглифами были написано его личное имя Ги, а также в чем состояло его преступление и какому он подвергался наказанию. Семейное имя Ю было опущено из уважения к старому правителю округа.