Роберт Гулик - Смертоносные гвозди

— Что же случилось? — нетерпеливо спросил судья.

— Последнее, что я помню, — слабым голосом сказал Е Дай, — это то, что два дня назад, когда я направлялся домой обедать, получил сокрушительный удар в затылок.

— Вас ударил Чжу Даюань, — сказал судья. — Когда он рассказал вам, что Юй Кан и барышня Ляо тайно встречались в его доме?

— Он не говорил мне об этом, ваша честь, — ответил Е Дай. — Как-то я ждал Чжу возле библиотеки и услышал, как он громко говорит о чем-то. Я подумал, что он с кем-то ссорится, и приник ухом к двери. Он кричал, что Юй Кан и барышня Ляо занимаются любовью под его крышей; при этом он использовал самые непристойные выражения. Потом пришел слуга и постучался к нему. Чжу сразу замолчал, и, когда меня впустили, я увидел, что он один и вполне спокоен.

Повернувшись к помощникам, судья Ди сказал:

— Это объясняет последнюю неясность в убийстве барышни Ляо! — Обратившись к Е Даю, он добавил: — Таким образом, случайно узнав обо всем, вы начали шантажировать бедного Юй Кана. Но Великие Небеса уже строго покарали вас за это!

— Я лишился пальцев! — мрачно подтвердил Е Дай.

Судья подал знак Е Биню. Вместе с Ма Жуном и Цзяо Таем тот помог Е Даю дойти до двери.

Утром судья Ди решил проехаться верхом. Люди на улицах выкрикивали ему вслед ругательства, а возле Барабанной башни в него чуть не угодил камень. Он двинулся на старый тренировочный плац и галопом проскакал несколько раз по кругу. Вернувшись в судебную управу, Ди решил, что лучше ему не показываться в городе, пока он не сможет открыть заседание и вынести окончательный вердикт по делу госпожи Лу.

Следующие два дня он провел, приводя в порядок административные дела. Три его помощника целыми днями рыскали в поисках новых улик, но все их усилия оказались тщетными.

Единственные хорошие новости появились на второй день в письме от Первой госпожи. Она писала из Тайюани, что дело пошло на поправку и ее старая мать выздоравливает. Они собираются в ближайшее время вернуться в Бэйчжоу. Судья с грустью подумал, что если он не сможет решить дело госпожи Лу, то больше никогда не увидит свою семью.

Утром на третий день, когда судья сидел у себя в кабинете и завтракал, писец объявил о прибытии офицера из ставки главнокомандующего с письмом, которое должен лично вручить судье.

Вошел высокий военный в полном облачении, запорошенный снегом. Он поклонился и вручил судье большой запечатанный пакет, решительно заявив:

— Мне приказано привезти ответ!

Судья с интересом взглянул на него.

— Присаживайтесь! — сказал он коротко и вскрыл письмо.

В нем сообщалось, что тайные агенты военной стражи докладывают о волнениях среди населения Бэйчжоу. Поступили также сообщения о военных приготовлениях варварских орд на севере, и главнокомандующий полагает, что из тактических соображений необходимо поддерживать порядок в тылу Северной армии. Имелось в виду, что если судья Бэйчжоу подаст запрос о размещении в его округе военного гарнизона, это будет сделано немедленно. Письмо было подписано и заверено печатью начальника военной стражи от имени главнокомандующего Северной армии.

Судья Ди побледнел. Он быстро взял кисть и написал в ответ четыре строки:

«Судья Бэйчжоу выражает признательность за это предложение, но хочет доложить, что сегодня утром сам примет надлежащие меры для того, что обеспечить немедленное восстановление мира и порядка в своем округе».

Он скрепил письмо большой красной печатью судебной управы и вручил офицеру, который с поклоном принял его и вышел. Судья поднялся и позвал писца. Он велел ему приготовить свое полное церемониальное облачение и вызвать трех помощников.

Ма Жун, Цзяо Тай и Дао Гань удивились при виде судьи в официальном платье и бархатной шапочке, расшитой золотом.

Грустно глядя на лица троих мужчин, ставших его надежными друзьями, судья произнес:

— Нужно срочно что-то делать. Я только что получил сообщение из ставки главнокомандующего о волнениях среди населения. Предлагается разместить здесь войска. Под вопрос ставится моя способность управлять округом. Я хочу, чтобы вы присутствовали как свидетели на краткой церемонии в моем доме.

Проходя по крытым коридорам, соединяющим управу с его личными покоями, судья подумал, что в первый раз возвращается домой после отъезда семьи в Тайюань. Судья провел своих помощников к алтарю предков у задней стены главного зала. В промерзшей комнате не было ничего, кроме большого шкафа, возвышавшегося до потолка, и столика для подношений с левой стороны. Судья Ди зажег благовония в курильнице и опустился на колени около шкафа. Помощники встали на колени у входа.

Поднявшись, судья с благоговением отворил высокие двойные дверцы шкафа. Полки его были заполнены маленькими деревянными дощечками, каждая из которых стояла на миниатюрной подставочке из резного дерева. Эти дощечки символизировали души предков судьи Ди, и на каждой золотыми иероглифами были написаны их посмертные имена и звания, а также год, день и час их рождения и смерти.

Судья снова опустился на колени и трижды коснулся лбом пола. Потом, закрыв глаза, он сосредоточился.

В последний раз алтарь предков открывался двадцать лет назад в Тайюани, когда отец судьи Ди объявлял предкам о его свадьбе с Первой госпожой. Тогда он рядом с невестой стоял на коленях за спиной отца и видел перед собой худую фигуру белобородого старца с добрым морщинистым лицом.

Но теперь лицо его отца было холодным и бесстрастным. Судья увидел, что он стоит у входа в огромный зал, слева и справа от него неподвижно застыли степенные мужчины, устремив глаза на него, коленопреклоненного перед отцом. Далеко вдали, на фоне задней стены зала, он смутно различал длинный, украшенный золотом халат Великого Предка, неподвижно восседавшего на высоком троне. Он жил восемь столетий назад, во времена, пришедшие на смену эпохе мудрого Конфуция.

Смиренно склонясь перед этим торжественным собранием, судья чувствовал себя в мире и покое, как человек, вернувшийся наконец домой после долгого и трудного путешествия. Он сказал бодрым голосом:

— Недостойный потомок прославленного дома Ди по имени Жэньцзе, старший сын покойного советника Ди Чжэнюаня, почтительно сообщает, что, не справившись со своими обязанностями и не выполнив свой долг перед государством и народом, он сегодня подаст в отставку. В то же время он выдвинет против себя обвинения в двух тяжких преступлениях, а именно: в осквернении могилы без достаточных оснований и ложном обвинении в убийстве. Он был искренним в своих намерениях, но его скромные способности оказались недостаточными, чтобы справиться с доверенным ему делом. Сообщая обо всем этом, он почтительно просит прощения.