Рекс Стаут - Трое на один стул [litres]

Вторую женщину за столом лакировать не требовалось. На противоположной стороне стола, по диагонали от меня, сидела Адрия Келефи – не дочь посла, как можно было бы подумать, а его жена. Соратницей она не казалась, зато выглядела на все сто. Маленькая, смуглая, изящная, с сонным взглядом и шелковистыми черными волосами – ее так и хотелось подхватить на руки и куда-нибудь отнести, хотя бы в аптеку, чтобы купить ей кока-колы, хотя сомневаюсь, что это угощение показалось бы ей достойным. Помощник госсекретаря Лисон был справа от нее, Ниро Вулф – слева, и с обоими она справлялась великолепно. Один раз она даже положила ладонь Ниро Вулфу на руку и удерживала ее там секунд десять, и он не отодвинулся. Памятуя о том, что больше всего на свете Вулф ненавидит физический контакт и женщин, я счел своим долгом сблизиться с Адрией Келефи, чтобы выяснить, как она это делает.

Но с этим придется подождать. Рядом с Вулфом, напротив меня, сидел девятый и последний за столом человек – высокий, худой, с перманентным прищуром и тонкими поджатыми губами, которые напоминали дефис между костлявыми челюстями. Его левая щека была на четыре тона краснее правой, что я вполне понимал и чему сочувствовал. Камин, находящийся справа от меня, для него был слева. Паппс подсказал мне, что его зовут Джеймс Артур Феррис. Я предположил, что он, должно быть, мелкая сошка вроде меня – лакей или носильщик, – раз его усадили на вторую из сковородок.

– О нет, – хмыкнул Паппс, – вовсе не лакей. Он очень важный человек, мистер Феррис. Он здесь благодаря мне. Мистер Браган с бо́льшим энтузиазмом пригласил бы кобру, но поскольку он умудрился заполучить себе и посла, и секретаря Лисона, то я подумал, что будет только справедливо, если мы позовем мистера Ферриса тоже, и настоял на этом. Я весьма злокозненный человек, мне доставляет удовольствие стравливать сильных мира сего. Вы говорите, что поджариваетесь здесь. Почему это происходит? Потому что стол поставлен слишком близко к огню. Зачем же он поставлен так близко к огню? А затем, чтобы мистер Браган мог посадить мистера Ферриса так, чтобы тому было крайне неудобно. Нет на свете более мелочных людей, чем большие люди.

Когда моя тарелка опустела, я сложил нож и вилку, как предписано правилами.

– А вы какой человек – большой или маленький?

– Ни то ни другое. Я вне категории. Как говорится, «белая ворона».

– А что делает Ферриса большим человеком?

– Он представляет большой бизнес – синдикат из пяти крупнейших нефтяных компаний. Вот почему мистер Браган так хочет подпалить ему перья. На кону сотни миллионов долларов. Все эти четыре дня мы по утрам рыбачили, днем грызлись, вечерами братались. Мистер Феррис кое в чем сошелся с послом, но, боюсь, не с секретарем Лисоном. Меня все это забавляет. В конце концов решение будет зависеть от меня, и я подвожу дело к тому, чтобы правительство, которое мне платит, получило бы дополнительные десять-двадцать миллионов. Не думайте, будто я излишне болтлив, это будет ошибкой с вашей стороны. Если вы повторите мои слова мистеру Вулфу, и они затем через него достигнут ушей любого из здесь присутствующих, включая секретаря Лисона, я не упрекну вас в несдержанности. Я человек откровенный. На самом деле я мог бы даже…

Мне не довелось услышать, на что способен человек коварный, злокозненный и откровенный, так как нас прервали. Джеймс Артур Феррис вдруг с грохотом отодвинул свой стул, поднялся, решительно пересек комнату к дальней стене – добрых двадцать шагов – и схватил с подставки бильярдный кий. Все головы повернулись к нему, и, наверное, не я один подумал, что он собирается промаршировать обратно и ударить кием нашего хозяина, но Феррис всего лишь поставил биток на ударную позицию и, не утруждая себя прицеливанием, разбил пирамиду. В гробовой тишине головы сначала повернулись к Брагану, а затем друг к другу. Я ухватился за выпавшую мне возможность. Браган может жарить Ферриса сколько угодно, это меня не касается, но жарить еще и меня было совсем ни к чему, и у меня появился шанс. Я встал и подошел к бильярдному столу, где вежливо предложил Феррису:

– Хотите, я соберу шары, и мы разыграем первый удар?

Он был так зол, что не мог говорить. Просто кивнул.

Пару часов спустя, когда дело шло к десяти, Ниро Вулф сказал мне:

– Арчи, что касается твоего ухода из-за стола. Ты знаешь, как я отношусь к любым помехам во время приема пищи.

– Да, сэр.

Мы находились в его комнате, собираясь отойти ко сну. Моя комната была чуть дальше по коридору, и к Вулфу я заглянул по его просьбе.

– Допускаю, – продолжал он, – что могут быть исключения, и сегодня был как раз такой случай. Мистер Браган либо тупица, либо негодяй.

– Ага. Либо и то и другое. По крайней мере, меня не привязали. Надо будет не забыть поблагодарить его. Завтра вы пойдете рыбачить?

– Ты знаешь, что нет. – Сидя на стуле, он с кряхтением нагнулся, чтобы развязать шнурки на ботинках. Покончив с этим делом, Вулф выпрямился. – Я проверил кухню и оборудование, там все более-менее сносно. Свежий улов рыбаки принесут завтра к половине двенадцатого, а ланч назначен на половину первого. Значит, на пост я заступаю в десять. Повар там учтивый и довольно компетентный. А сейчас я хочу сделать заявление. Ты был прав, возражая против этой поездки. Эти люди сошлись в жестокой и отчаянной схватке, и посол в самом ее центре. Сомневаюсь, что он, в его нынешнем состоянии духа, способен отличить форель «монбарри» от жареного в жире карпа. Что до остальных, то слюна у них выделяется только при виде человечины.

– Согласен. Они тут все настоящие людоеды.

– Несомненно. – Вулф скинул ботинки. – Если мы уедем сразу после ланча, скажем, часа в три, успеем ли вернуться домой до времени отхода ко сну?

Я заверил его, что успеем, и пожелал ему спокойной ночи. Когда я уже открыл дверь, Вулф сказал мне в спину:

– Кстати, это не люмбаго.

На следующее утро мы с Вулфом позавтракали вместе в девять тридцать за маленьким столом в большой столовой, у единственного окна, куда попадало солнце через просвет между деревьями. Оладьи сильно уступали тем, которые делал Фриц, но тем не менее были съедобными, а бекон, кленовый сироп и кофе, по признанию Вулфа, и вовсе оказались приятным сюрпризом. Пятеро рыбаков ушли на реку еще до восьми часов утра, каждый на выделенный ему участок.

Для себя я составил отдельную программу и с вечера согласовал ее с нашим хозяином. С тех пор как в возрасте семи лет я поймал в ручье в Огайо свою первую рыбину, при виде быстрины меня неизменно охватывает два ощущения: что там должна быть рыба и что ее нужно как следует проучить. Конечно, здешняя река зарыблена искусственно, но рыба-то этого не знает и ведет себя так нахально, словно сроду не видывала инкубатора. Так что я пошел и договорился обо всем с Браганом. Пятеро рыболовов должны были вернуться в коттедж к половине двенадцатого, после чего три мили частных угодий останутся свободными. Вулф не собирался садиться с ними за обеденный стол, и я там уж точно никому не буду нужен, а значит, у меня будет два часа на рыбалку. Браган сказал мне, хотя и не очень сердечно, чтобы я сам подобрал себе снасти и забродный костюм в шкафах и ящиках.