Энн Гленконнер - Убийство на острове Мюстик [litres]

– Чушь, Ви. Он такой же, как ты и я, только не говорит. Это единственное отличие.

– Я беспокоюсь о тебе, вот и всё.

– Расскажи, как у тебя дела, – говорит она, пожимая мою руку. – Перескажи мне все новости, я дико скучаю по нашей шайке.

Я рассказываю о семье, и лицо Лили проясняется. Она будет в восторге, когда все прилетят на ее праздник. Лили наблюдает за мной, как всегда задумчивая.

– Наверное, я слишком бурно отреагировала на те шаги в джунглях… Переутомилась, вероятно.

– Для тебя сейчас нелегкий период, да?

– Я мало думаю о годовщине смерти мамы, просто у меня проблемы с моей заявкой на грант. Если Океанографическое общество не возобновит финансирование, придется полагаться только на частные пожертвования.

– Мы с Джаспером можем увеличить наш взнос.

– Вы и так слишком щедры. – Лили переводит взгляд на море. – Может, это покажется странным, но сейчас, когда больше времени провожу на лодке и посвящаю проекту, я чувствую близость с мамой. Как ты думаешь, она была бы довольна?

– Эмили очень пылко воспринимала морскую жизнь острова, как и ты, но она была человеком широкой души. Она была бы рада всему, какую бы дорогу ты ни избрала. Главное, чтобы тебе нравилось.

– Почему я иногда скучаю по ней, хотя едва помню ее?

– Это вполне естественно.

– Ведь моей настоящей матерью была ты, Ви, да и Джаспер оказался молодцом… Пусть он безумный гений, но он всегда был добр.

– Тебя, Лили, легко любить.

Она наклоняется ко мне и изучает мое лицо.

– Ты так грустила после смерти принцессы Маргарет… Тебе не стало лучше?

– Я каждый день думаю о ней, но этого и следовало ожидать. Мы были вместе дольше, чем продолжаются многие браки.

Молчание – и теперь тишину нарушает жужжание насекомых. Мы смотрим в одном направлении, на океан, в котором отражается свет звезд. Я много месяцев спорила с Джаспером по поводу того, где возводить виллу. Я хотела жить на защищенной стороне острова – на той, которая смотрит на Карибское море, – а он настаивал на том, чтобы наши окна выходили на дикую Атлантику. Джаспер желал наблюдать за каждым штормом, зарождающимся на горизонте. Как ни грустно, но я вынуждена признать, что он был прав. Драмы, разворачивающиеся в океане, до сих пор завораживают меня. Я провела бессчетное количество ночей на террасе, наблюдая за тем, как темнеет небо над берегом под нашей виллой… Однако пропажа подружки Лили вызывает у меня беспокойство. Новая угроза, которую никто не смог предвидеть, способна налететь с любой стороны.

Прогоняю эту мысль и сосредоточиваю свое внимание на Лили, снова шутливо заговаривая о том, что пора бы ей найти подходящего парня. Она ведет разговор в той же манере, что и ее мать, весело и оживленно. Лили не осознает своей красоты, и это только добавляет ей очарования.

Я смотрю на часы и понимаю, что два часа пролетели словно одно мгновение, и на мне начинают сказываться тяготы моего путешествия. Искушение еще посидеть и поболтать велико, но у нас впереди целый месяц для того, чтобы наслаждаться обществом друг друга. Я напоминаю Лили о том, чтобы она заперла парадную дверь, когда пойдет наверх, и желаю ей спокойной ночи. Добравшись до спальни, я чувствую себя страшно измотанной, однако меня не покидает радость от того, что Мюстик не утратил своей древней магии.

Я собираюсь идти спать и, соблазненная лунным светом, льющимся в щелочку между шторами, выглядываю в окно. Ночное небо такое чистое, что лунные кратеры видны гораздо четче, чем в Британии. Я вижу белую полосу, прочерченную по океану. Эта картина действует на меня успокаивающе, пока я не замечаю движение в саду. Создается впечатление, будто ветер качает растения, но на самом деле кто-то идет по лужайке, полускрытый деревьями. Он крадется медленно, как хищник. Затаив дыхание, я жду. Из тени появляется фигура. Это Хосе Гомес, молодой садовник. Секунду он стоит на дорожке, его лицо освещает лунный свет; затем он поднимает взгляд к моему окну. А в следующую секунду исчезает, и я уже не вижу, где он прячется. Почему работник из обслуги бродит по нашей вилле в такой поздний час, когда все его обязанности выполнены?

Воскресенье, 15 сентября 2002 года

Найл просыпается от кошмара на рассвете. Он почти каждую ночь оказывается на месте одного и того же преступления в Оксфорде, даже несмотря на то, что старший детектив-инспектор заставил его несколько недель ходить к психологу. Соломон не раз подумывал о том, чтобы уволиться, – и новая должность поможет ему решить, оставаться в профессии или уходить.

Он до сих пор не может привыкнуть к тому, что живет там же, где вырос. Хижина стоит в центре деревни Лоуэлл, состоящей из маленьких деревянных домиков, разбросанных по склону холма. Первое, что видит в это утро сержант, – коралл из комнаты Аманды Фортини. Он лежит на подоконнике, наполняя воздух запахом водорослей. Это кусок высохшей кости, однако он когда-то пульсировал жизнью, и каждая его ветвь была отдельным организмом. Найл тщательно изучает коралл, водя пальцем по резным ветвям, затем кладет его обратно на подоконник. Окидывая взглядом маленькую комнату, берет полотенце со спинки стула. В детстве здесь было его убежище; он провел здесь бессчетное количество часов, готовясь к экзаменам и мечтая о будущем. Письменный стол, который отец сделал из банановых ящиков, так и стоит между дверью и узкой кроватью, только он уже маловат для взрослого мужчины. Место для одежды есть лишь за дверью. Нынешнее жилье детектива сильно отличается от роскошной квартиры в центре Оксфорда, которую он делил еще с двумя полицейскими, однако в глубине души Соломон рад жить дома. Загрязненный городской воздух оставлял кисловатый привкус у него во рту, а ночь вместо убаюкивающего сердцебиения моря приносила рев мощных грузовиков с кольцевой магистрали. Стесненное материальное положение Найл воспринимает как заслуженное: в Великобритании никто не наказал его за ошибку, так что это элемент естественной справедливости.

Когда Соломон идет в ванную, кто-то издает тихий стон. Как есть, в бо́ксерах, детектив выходит из дома и видит, что на террасе развалился Лайрон и что-то бормочет во сне. Это не первый раз, когда его двадцатитрехлетний брат засыпает здесь после ночных гулянок. Найл возвращается в дом, наливает в кувшин воды и засыпает туда лед. Он получает огромное удовлетворение, поливая ледяной водой голову Лайрона. Тот резко выпрямляется и громко ругается.

– Заткнись, Лай. Разбудишь соседей.

– Ублюдок…

– Угомонись, ради всего святого.

Найл приваливается к стене и наблюдает, как брат, потирая глаза, с трудом поднимается на ноги. Между ними всего семь лет разницы, но Лайрон все еще ведет себя как ребенок. Найл признает, что брата при рождении наделили красивой внешностью, а его – мускулами. Гибкий, как баскетболист, с высокими скулами, Лайрон на несколько дюймов ниже ростом. Однако сейчас, когда он сыплет ругательствами, не время для комплиментов.