Гарри Кемельман - В пятницу раввин встал поздно

Вошел Бекер и, скрывая свои истинные намерения, сказал как бы между прочим:

– Я чуть не забыл, Мел. Салли просила прихватить тебя сегодня на ужин.

' Бронштейн внутренне улыбнулся. С тех пор как Эл и Салли его как-то увидели с Розалией месяц тому назад, они всячески пытались заманить его по четвергам к себе.

– Спасибо, Эл, но сегодня я не могу. В другой раз, ладно?

– Ты, что ли, собираешься ужинать дома сегодня?

– Не-е-ет, у Дебби сегодня собирается, как обычно, ее кружок бриджа. Где-нибудь перекушу, а потом пойду в кино.

– Тогда вот что, мой мальчик. Почему бы тебе не прийти к нам после кино? У Салли новые какие-то пластинки. Говорит – первый сорт. Мы бы послушали, затем спустились бы вниз, опрокинули бы стаканчик.

– Что ж, если проеду мимо, я, может, и заскочу.

– Послушай, у меня идея получше, – не отставал Бекер. – Давай позвоним Салли, что я тоже не приду, мы бы тогда пошли куда-нибудь на пару, поужинали бы в ресторане, выпили бы, в кино бы пошли либо поиграть в кегли, словом – гужанули бы.

– Отстань, Эл. Мне хочется побыть сегодня одному. Поезжай себе домой, поужинай, отдохни. Может, я загляну попозже. – Он встал, обошел стол, обхватил своего компаньона за плечи и легонечко потянул его к двери. – Поезжай, поезжай, я тут все закрою.

Немного погодя он снял трубку и набрал номер. Послышались гудки, но никто не ответил. Он бросил трубку на рычаг.

Был уже седьмой час, когда доктор кончил с осмотром. Элспет поблагодарила секретаршу за отпечатанную на ротаторе примерную диэту, а также за брошюрку о беременности, тщательно сложила их и положила в сумку. Уже у двери она спросила – нет ли поблизости телефона?

– Внизу в вестибюле, но вы можете позвонить и отсюда, если желаете.

Элспет покраснела и покачала головой. Секретарша понимающе улыбнулась.

Она нашла автомат, вошла в будку, набрала номер, молясь в душе, чтобы он оказался дома.

– Это я, родной, Элспет, – шепнула она, когда на другом конце раздался его голос. – Нам обязательно нужно встретиться сегодня. Это очень, очень важно.

Она слушала некоторое время, затем снова заговорила.

– Ты ничего не понял. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное… Нет, по телефону нельзя… Я звоню тебе из Линна, но сейчас же еду назад. Давай поужинаем где-нибудь вместе. Может, в ’‘Прибое”? А потом я бы сходила в кино… – Услышав его ответ, она кивнула, словно он мог видеть ее. – Да я знаю, что в кино ты пойти со мной не можешь сегодня. Но ведь покушать-то тебе все равно надо. Почему же нам не поужинать вместе? Я буду в "Прибое” где-то около семи… Постарайся, родной… Если ты до половины восьмого не придешь, я буду знать, что ты не смог. Все же постарайся, ладно?

Перед тем как пойти на автобусную станцию, она зашла в кондитерскую. Попивая кофе, она достала брошюрку про беременность и несколько раз прочитала ее из корки в корку. Убедившись, что хорошо усвоила эти простейшие правила, – о них только и говорилось в брошюре, – она засунула ее под обивку сиденья. Взять с собой домой она не решалась: вдруг она попадется на глаза миссис Серафино…

Была половина восьмого, когда Джейкоб Вассерман позвонил у двери раввина. Дверь открыла миссис Смолл. Это была худенькая, но полная жизни женщина с огромной копной светлых волос, которая, казалось, оттягивала ее голову в сторону. У нее были большие голубые глаза и открытое лицо, которое можно было бы назвать наивным, если бы не маленький решительный подбородок.

– Входите, мистер Вассерман, входите! Вы же знаете, как мы вам всегда рады.

Услышав фамилию, раввин, который сидел и читал какую-то книгу, тоже вышел в холл.

– О, мистер Вассерман! Мы как раз поужинали, но хоть чаю с нами выпьете. 4Приготовь чай, дорогая.

Он провел гостя в гостиную, а жена пошла на кухню поставить чайник. Раввин положил раскрытую книгу, которую он держал в руке, на маленький столик обложкой вверх и вопросительно взглянул на гостя.

Вассерман вдруг подумал, что у раввина хоть и мягкие, добродушные глаза, но вместе с тем и пронзительные. Он с усилием улыбнулся.

– Вот какое дело, рабби. Когда вы только пришли в нашу конгрегацию, вы высказали мысль, что вам следовало бы присутствовать на заседаниях правления. Я был совершенно того же мнения. В конце концов, коль мы наняли раввина и хотим, чтобы он помог нам руководить общиной и развивать ее, то чего же лучше, чем его участие в совещаниях, где разрабатываются и обсуждаются все мероприятия, касающиеся жизни общины. Они, однако, проголосовали против. И знаете, чем они это оправдывали? Тем, что раввин, дескать, наемный работник конгрегации. Допустим, что на повестке дня будет стоять вопрос о его зарплате или о продлении контракта. Ведь неудобно же будет. А чем все это кончилось? За все время мы ни разу вопросов этих не обсуждали – до последнего-вот заседания. Так как до летних каникул осталось всего несколько недель, то я и внес предложение решить вопрос о продлении договора на будущий год.

Вошла миссис Смолл с подносом на руках. Разлив чай по стаканам, она взяла один себе и села.

– И что же вы решили?– спросил раввин.

– Так ничего и не решили. Отложили до следующего заседания, то есть до воскресенья.

Раввин уставился на свой стакан и наморщил лоб. Затем, не поднимая головы, словно размышляя вслух, сказал:

– Сегодня у нас четверг, до заседания, значит, осталось три дня. Если бы вы были уверены, что договор будет продлен, а голосование – одна лишь формальность, вы сообщили бы мне о результатах голосования только в воскресенье. Если бы вы и не были уверены на сто процентов, но считали бы, что договор, вероятнее всего, будет все-таки продлен, вы бы сказали мне об этом при нашей ближайшей встрече, то есть в пятницу вечером в синагоге. Но если у вас серьезные сомнения, или вы боитесь, что договор не продлят, вы бы не стали дожидаться пятницы, – чтобы не испортить мне субботу. Поэтому, то обстоятельство, что вы пришли ко мне сегодня, может означать только то, что у вас имеются серьезные основания опасаться, что договор со мной не будет продлен. Я угадал?

Вассерман восхищенно закачал головой. Затем он повернулся к жене раввина и шутливо пригрозил ей пальцем.

– Никогда даже не вздумайте обмануть мужа. Он в два счета выведет вас на чистую воду. – Он повернулся обратно к раввину. – Нет, рабби, вы не угадали, то есть угадали, но не совсем. Я вам сейчас все объясню. У нас сорок пять членов правления. Вы только подумайте – больше чем в Дженерел Электрик или в Юнайтед Стейтс Стиль. Но вы знаете, как это бывает: каждый, кто что-нибудь сделал для синагоги или сделает, может быть, в будущем, попадает в правление. Все-таки почет. Хоть и не нарочно, а получается так, что в правлении сидят обычно более состоятельные члены общины. Не у нас одних, а почти во всех конгрегациях. Из сорока пяти членов только человек пятнадцать регулярно приходят на заседания. Еще человек десять являются от случая к случаю. Остальные же приходят лишь на годовое собрание. Ну так вот. Если на заседание правления придут лишь первые пятнадцать членов, те, которые приходят регулярно, мы получим при голосовании решающее большинство – эдак четыре к одному. Для большинства из нас голосование – одна лишь формальность, и если бы только вопрос был поставлен на голосование в тот раз, всё уже было бы кончено. Но кто-то предложил отложить голосование на неделю, а это-то предложение мы никак не могли отвергнуть: мы всегда откладываем голосование, когда вопрос важный. Однако они выдвинули это предложение неспроста: у Эла Бекера и его бражки что-то на уме. Он вас явно не любит, этот Эл Бекер. Только вчера мне стало известно, что они обзвонили всех тех тридцать членов правления, которые никогда на заседаниях не присутствуют. Ни в какие дискуссии по существу они вдаваться не стали, а сразу пустили в ход нажим. Когда Шварц мне рассказал об этом вчера, я попытался связаться с этими людьми тоже. Однако я опоздал: они уже обещали свою поддержку Бекеру и его друзьям. Вот как обстоят дела, рабби. Если на ближайшее'заседание правления придут только те члены, которые являются всегда, то мы запросто проголосуем за. Но если он соберет все правление… – он развел руками, ладонями кверху.