Гарри Кемельман - В пятницу раввин встал поздно

– Может быть, сделать это сразу, а не ждать, чтобы тебя выгнали сначала из десятка конгрегаций? Я бы не возражала быть женой учителя. Ты бы мог устроиться на факультете семитских языков какого-нибудь колледжа, а то и в семинарии. Ты только подумай, Дэйвид, мне бы тогда не пришлось тревожиться о том, одобряет ли президентша женской организации, как я веду свое домашнее хозяйство, и не находит ли президентша местной "Гадассы", что у меня дурной вкус.

– У большинства деканов тоже есть жены. А вообще ты права. Мне бы тогда тоже не пришлось участвовать в официальных завтраках.

– А я бы не должна была улыбаться каждый раз, когда кто-нибудь смотрит в мою сторону.

– Разве ты это делаешь?

– Еще как! До боли в челюстях. Давай, Дэйвид, смотаемся отсюда.

– Ты это серьезно?– недоверчиво спросил он. – Не думай, пожалуйста, что я не отдаю себе отчета в своих неудачах здесь, Мирьям. Мне это очень неприятно, и не столько потому, что я того не сделал или этого, сколько оттого, что я продолжаю сознавать, насколько я нужен этой конгрегации. Без меня или другого такого же, как я, ты знаешь, что происходит с такими конгрегациями? Они просто засыхают на корню, как религиозные институты, то есть как еврейские религиозные институты. Я не то имею в виду, что они прекращают свою деятельность. Наоборот, тогда они развивают особенную активность: создают десятки разных групп, кружков и комитетов – социальные кружки, художественные, научные, спортивные, и у всех у них даже подчеркнутый еврейский характер. Танцевальный кружок отрабатывает, скажем, израильский танец и называет его "Дух израильских пионеров"; хор включает в свой репертуар "Белое рождество", чтобы можно было выступить в церквях в дни "Недели братства", взамен чего ведущий церковный тенор исполнит там же "Эли, эли". Раввин проводит богослужение по праздникам в высшей степени торжественно и, если не считать отдельных молитв, которые должна все-таки прочитать и община, он на пару с кантором справляет всю службу сам. Ни за что не скажешь, что это молитвенный дом народа, который вот уже три тысячи лет с лишним считает себя народом жрецов, посвятившим себя служению Богу, потому что все усилия как раввина, так и всей конгрегации направлены на то, чтобы доказать, что еврейская церковь совершенно такая же, как и прочие церкви города.

Кто-то позвонил в дверь. Мирьям пошла открывать и впустила плотного мужчину с симпатичным ирландским лицом и белоснежной головой.

– Рабби Дэйвид Смолл?

– Да?– Раввин вопросительно посмотрел сначала на него самого, затем на карточку, на которой значились фамилия, имя и должность Хью Лэнигена, начальника Барнардз-Кроссингской полиции.

– Мне нужно поговорить с вами наедине.

– Пожалуйста. – Раввин провел его к себе в кабинет и, перед тем как закрыть дверь, попросил жену, чтобы им не мешали.

Предложив гостю кресло, раввин сел тоже и выжидательно взглянул на посетителя.

– Ваша машина простояла всю ночь на стоянке перед синагогой.

– А это разве запрещено?

– Нет, конечно. Стоянка – частная собственность, и если кто-нибудь вправе пользоваться ею, то, по-моему, именно вы. Да если машина и простоит всю ночь даже на улице, мы тоже не обращаем внимания, разве лишь зимой, в снегопад, когда она может помешать снегочистителю.

– Итак?

– Просто мы удивились, что вы оставили машину во дворе, а не поставили ее в гараж.

– Вы боитесь, что ее могут украсть? Меж тем ларчик открывается просто. Я оставил машину перед синагогой, потому что нечем было завести ее. – Он смущенно улыбнулся. – Боюсь, я выразился не слишком ясно. Видите ли, я поехал вчера вечером в синагогу и засиделся там допоздна. Мне прислали кое-какие книги, и мне не терпелось почитать их. Потом, когда я ушел, я закрыл дверь, она и захлопнулась. Вы меня понимаете?

– Да. Автоматический замок, – кивнул Лэниген.

– Только тогда я хватился, что оставил связку ключей в ящике стола: они у меня все на одном коль’? це. Открыть дверь было нечем, завести машину – тоже, вот и пришлось пойти домой пешком. Как видите, ничего таинственного.

Лэниген задумчиво кивнул, затем сказал:

– Насколько мне известно, у вас проводится по утрам служба в синагоге. Вас же сегодня почему-то не было, рабби…

– Правильно. Некоторые члены нашей конгрегации смотрят косо, если раввин почему-либо не является утром на богослужение, но все-таки вряд ли кто-нибудь из них пожаловался на меня в полицию.

– О, никто не пожаловался, – засмеялся Лэниген. – Во всяком случае не мне. То есть, я хочу сказать, не начальнику полиции…

– Давайте, мистер Лэниген, не будем ходить вокруг да около. Что-то, видимо, произошло, и моя машина в чем-то замешана. Нет, не машина, а я сам замешан, не то вы бы не спросили, почему меня не было утром в синагоге. Если вы мне скажете, в чем тут дело, я, может быть, сумею удовлетворить ваше любопытство или помочь вам чем-нибудь.

– Вы правы, рабби. Видите ли, у нас существуют определенные правила. Хотя здравый смысл мне и подсказывает, что духовное лицо не может быть никак замешано, все же в качестве начальника полиции…

– В качестве начальника полиции вы не обязаны считаться со здравым смыслом; так, что ли?

– Почти угадали. Но на это имеются причины. Мы обязаны расследовать действия решительно каждого, который может быть замешан, и хоть я и знаю, что раввин так же мало совершит такое преступление, какое мы как раз расследуем, как, скажем, священник, все же мы обязаны допросить и его.

– Не берусь судить о том, что стал бы или не стал бы делать священник, но что касается раввина, то он ничем не отличается от любого другого еврея. Мы даже не являемся духовными лицами, как вы только что сказали. У меня нет никаких ни обязанностей, ни привилегий, которых нет у любого другого члена конгрегации. Предполагается лишь, что я более сведущ в законах, по которым нам полагается жить.

– Я вам весьма признателен за все то, что вы мне только что сказали, рабби. Буду же откровенен с вами л я. Сегодня утром на территории синагоги, прямо у стены, которая о. деляет стоянку от газона – там, где она всего в метр высотой, – нашли труп девушки в возрасте девятнадцати или двадцати лет. Она, видимо, была убита еще ночью; вскрытие определит точнее, когда это произошло.

– Убита? В результате несчастного случая?

– Нет, не в результате несчастного случая, рабби. Ее задушили серебряной цепочкой, которую она носила на шее; знаете, такая тесная, довольно массивная цепочка с замком сзади. Несчастный случай совершенно исключается.

– Но это же ужасно! Она… она член нашей конгрегации? Я ее знаю?

– Вы знали Элспет Блич?

– Нет, – покачал раввин головой. – Довольно необычное имя, Элспет.