Гарри Кемельман - В пятницу раввин встал поздно

– Давай, давай. Выкладывай теперь все. На что ты намекаешь?

Она немножко испугалась, но зашла слишком далеко, чтобы отступить.

– Ты думаешь, я не видела, как ты пожирал ее глазами? Откуда я знаю, что ты не встречался с ней, когда она была выходная? А то даже здесь, когда меня дома не было?

– Вон оно что! Стоит мне посмотреть на девушку, и все – я уже сплю с ней. А потом, когда она мне надоела, я взял и убил ее. Вот это ты хотела сказать? Теперь осталось только, чтобы ты выполнила свой гражданский долг и пошла в полицию…

– Ты же знаешь, Джо, что я этого никогда не сделаю. Я только подумала, что, может быть, кто-нибудь видел тебя с ней. Тогда я могла бы сказать, что это вы по моему поручению поехали.

Он схватил сахарницу со стола.

– Мне бы следовало разбить тебе голову за это!

– Да? Только не вздумай разыгрывать передо мной целку, Джо, – завизжала она. – И не говори мне, что не стал бы волочиться за домработницей. Я видела, как ты сажал ее в машину с детьми, и как ты увивался вокруг нее, когда помогал ей сойти. Мне ты почему-то никогда не помогаешь. Я наблюдала за вами вот из этого самого окна. А Глэйдис ты забыл? С ней у тебя тоже ничего не было? Разве она не ходила совершенно голая у себя в комнате, пока ты тут распивал кофеи при почти открытых дверях? И сколько раз…

В дверь позвонили. Вошел Хью Лэниген.

– Миссис Серафино? Мне нужно спросить вас кое о чем.

Элис Хаскинс, проживавшая по улице Брин-Мор 57, мать двух детей и в ожидании третьего, провела начальника полиции в гостиную. Пол был весь обтянут светло-серого цвета ковром, мебель – модерная датская, как-то странно изогнутая, из полированного тикового дерева и парусины, но сиделось в ней, в высшей степени удобно. Пластина из черного ореха на стеклянных ножках служила кофейным столиком. На одной из стен висела большая абстрактная картина, смутно напоминающая женскую голову, а на второй – маска из черного дерева с тщательно выведенными чертами лица в белом. Повсюду стояли хрустальные пепельницы и почти все они были доверху забиты окурками. Это было одно из тех помещений, которое могло выглядеть красивым, но только при условии, что оно было бы тщательно убрано и все лежало бы на своем месте. Меж тем в комнате царил настоящий балаган: на полу валялись игрушки, красный детский свитер повис на кресле из гнутой стали, обтянутой белой кожей, на камине стоял недопитый стакан молока, на диване валялась помятая газета.

Миссис Хаскинс, маленького роста и худенькая, если не считать выпирающего живота, заковыляла к дивану, смахнула газету на пол и села. Похлопав рукой место рядом, она пригласила Лэнигена сесть тоже, придвинула к нему хрустальную сигаретницу и сама тоже взяла сигарету. Лэниген было потянулся к красивой настольной зажигалке, стоявшей на столике, но она коротко бросила:”Не работает” и поднесла ему зажженную спичку.

– Силия вышла с детьми, но должна вот-вот вернуться .

– Мне не к спеху, – сказал Лэниген и подошел прямо к делу: – Скажите, она очень дружила с Элспет?

– Силия дружит со всеми, мистер Лэниген. Она из тех дурнушек, что берут добротой. Что-то же должно быть и у некрасивой девушки. Некоторые берут умом да участием во всякого рода кампаниях, а некоторые – добродушием и чуткостью. Силия принадлежит ко второй категории. Она веселая, добродушная и прямо души не чает в детях. И они в ней тоже. Я их только произвожу на свет, заботится же о них – и то с самого начала – она, Силия.

– Она у вас уже давно?

– Еще с первых родов. Мы ее наняли, когда я была на последнем месяце.

– Значит, она намного старше Элспет?

– Господи, еще бы! Силии двадцать восемь, а то и двадцать девять уже.

– Она с вами разговаривала об Элспет?

– О, да. Мы с ней разговариваем обо всем? Понимаете, она не просто прислуга, но мы с ней как бы друзья. Понимаете, хотя образование у нее и не ахти какое, зато у нее уйма здравого смысла. Она кончила всего семь или восемь классов, но кое-где побывала и разбирается в людях. Элспет она жалела. Впрочем, Силия всех жалеет. В данном случае, однако, не без основания, кажется. Эта Элспет была здесь совёршенно чужая и это, конечно, не остается без последствий. К тому же она была очень робкая: никуда не ходила, ни с кем не знакомилась. Силия играет в кегли, ходит летом на танцы, а зимой на каток, но сколько она ни уговаривала Элспет, та никогда не соглашалась пойти тоже. Только изредка она брала ее с собой в кино, зато в будни они много бывали вместе – с детьми, конечно. А вот, чтобы пойти погулять – на это Элспет ни за что не соглашалась.

– Вы, верно, не раз говорили с Силией о ней?

– Конечно. Силия думала, что у нее натура такая робкая – такие вещи бывают, – а может, у нее платья не было подходящего. Лично я думаю, что знакомые Силии были чересчур уж стары для Элспет.

Лэниген порылся в кармане и достал любительскую фотографию Элспет с детьми.

– Эту фотографию дала мне миссис Серафино. Другой в доме не было. Как по-вашему – похоже?

– О, вполне.

– Понимаете, мы хотим опубликовать ее в газете…

– С детьми?

– О, нет. Ее одну.

– Что ж, общественное мнение должно быть в курсе дела, – сказала она сухо, – но только я не думала, что это дело полиции.

– О, дело обстоит как раз наоборот, – засмеялся Лэниген. – Мы не столько хотим помочь прессе, сколько рассчитываем на то, что она поможет нам. Может быть, нам удастся реконструировать, как она провела вчерашний день.

– О, извините, пожалуйста!

– Так как же, по-вашему? Эта фотография подходит? Она еще раз взглянула на карточку.

– Да, очень похоже. Элспет была очень милая девушка, вы не находите? Полненькая, но отнюдь не толстая. К тому же я видела ее чаще всего с детьми, без пудры и помады, без прически. Где вы видели женщину, которая выглядела бы привлекательно, когда она возится со шваброй или с детьми? Я ее только один раз видела в вечернем платье, на высоких каблуках, причесанную, и она выглядела очень, очень мило. Она только что было поступила на работу к Серафино. А, вспомнила! Это было в феврале, в день рождения Вашингтона. У нас были два билета на бал полицейских и пожарников, и мы их, конечно, отдали Силии…

– Конечно, – пробормотал Лэниген.

– Так вот, – заколебалась она, покраснев. – Простите, пожалуйста!

– Не стоит извиняться, миссис Хаскинс. Все отдают эти билеты – чаще всего прислуге.

– Ну, так вот, – продолжала миссис Хаскинс. – Как и следовало ожидать, Силия пригласила не кого-нибудь из своих друзей, а Элспет. Она пришла тогда к нам, потому что муж обещал подбросить их на бал.

У парадного послышался шум, и миссис Хаскинс сказала:

– Это Силия с детьми.

Чуть не вырвав дверь из петель, двое детей ворвались в гостиную, и Хью Лэниген угодил вдруг в настоящий водоворот: двое детей, миссис Хаскинс и рослая, некрасивая Силия. Обе женщины пытались раздеть детей, снять с них накидки и свитера.